Жюст Руа - История рыцарства

Сколько несправедливости, насилия, жестокости производилось безнаказанно человеком сильным и честолюбивым против беспомощного! Беда семейству, утратившему своего главу, если сыновья не достигли еще возможности защищать мать, сестер и самих себя. Часто тогда враг семейства, и обыкновенно честолюбивый и злой сосед, не встречая препон своей ненависти и мстительности, отнимал у вдов и сирот отцовское наследие. Счастливы были они, когда сами не попадали в руки своего грабителя и когда находили убежище и заступничество у другого владельца, родственника или союзника. Тогда-то воин, тронутый их несчастьем, возмущенный несправедливостью, жертвами которой они были, клялся отомстить за них, а настойчивость и мужество побуждали его исполнить клятву. Благородное самопожертвование возбуждало благодарность и удивление всех, преимущественно женщин, нуждавшихся, по своей слабости, в покровителе могучем и мужественном. Пример, похвалы прекрасного пола мужеству, желание отличиться блистательными подвигами воспламеняли сердца молодых дворян, и они с нетерпением ожидали того возраста, когда им дозволялось опоясаться мечом, сразиться копьем, словом обратиться в рыцаря. Таким образом феодализм вызывал личную храбрость, а опасности, среди которых жили в то время люди, требовали энергии и характера. Тогда оружие было в игрушку, турниры — препровождением времени, война ремеслом, а общество — настоящим полем битвы.

Если рассматривать рыцарство как обряд, по которому молодые люди, назначенные к военной службе, получали право носить оружие, то придется отнести его к эпохе Карла Великого и даже гораздо ранее. Этот государь, вызвал своего сына, Людовика Добродушного, из Аквитании, торжественно препоясал его мечом и дал ему воинское вооружение. Таких примеров было много во времена Меровингов. Можно бы даже проследить начала рыцарства и в германских гелейтах. Но если рассматривать это учреждение, как звание, которое занимало первое место в военном сословии и которое давалось посредством инвеституры, сопровождавшейся некоторыми религиозными и военными обрядами и торжественной клятвой, то в этом смысле оно возникло не ранее XI века. Только тогда французское правительство вышло из хаоса, в который погрузили его как волнения, последовавшие за пресечением Карловингов, так и беспорядки, причиненные набегами норманнов. Чем сильнее зло во времена политического перелома и анархии, тем оно продолжительнее, и тем более возвращение к порядку становится всеобщей потребностью. По этому ко всему, что только может способствовать удовлетворению этой потребности, привязываются страстно и восторженно. Благодарность и энтузиазм воодушевляли великодушных воинов, вооружавшихся для восстановления столь желанного порядка и для наказания разбоя некоторых злых владельцев.

Религия, видя в рыцарях защитников веры, опору слабого и бедного, смотрела с тех пор на рыцарство, как на священное воинство, достойное благодати небесной. С тех пор католическая церковь придала больше величия и важности этому героическому учреждению, освящая прием в рыцари своей пышною обрядностью. Рыцари, со своей стороны, при мысли о священном характере, в который их облекали, удвоили ревность и мужество, а народ возымел к ним больше уважения. Государи ежедневно учились более ценить людей с неизменным величием души; и благодарность, и политика требовали от них чествования такого ордена, который был и оружием, и защитой, и украшением трона.

Вот как рыцарство достигло той степени славы, которой домогались даже короли, славы скоро возросшей до чудесного. Она настала в то время, когда отважный путь крестоносцев усилил степень энергии и всех рыцарских доблестей и открыл новое поприще для удальцов.

Рыцарство распространяет вокруг себя волшебную прелесть, которая занимает, привязывает и обольщает; с ним забывается отсутствие искусств и литературы; можно сказать, это луч просвещения, который пробивается и блещет среди мрака варварства. Трубадуры идут с ним рядом, ибо во все времена и у всех народов подвиги и поэзия были неразлучны; их наивная и простая муза поет удальство, честь и любезность; она славит умирающих и вдохновляет живущих.

Обозрев первые века средней истории, неожиданно и как бы волшебством приходишь к той достопамятной эпохе, когда начинают развиваться все добрые свойства и когда рождается эта любезная обходительность, которая едва сохраняется между нами, несмотря на нашу образованность.