Феликс Саусверд - Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Допустим, тюрьма — это для слабонервных, — возразил Конрад, — никто с такой липой в суд бы не пошел. На испуг вас взяли.

— Может быть. Это теперь все легко обсуждать, тридцать лет прошло. А тогда? Да что говорить! — Зарс дернул головой и понуро уставился в пол. Наступила пауза.

— Как звали этого типа? — кивнул Конрад на фото, оставшееся лежать на столе.

Заре, не поднимая головы, бросил:

— Для меня он был вначале Смилгой, потом стал Пуриньшем. Его настоящая фамилия, наверное, Пуриньш. Так я его по телефону дома и в управлении вызывал.

— Номер телефона домашнего?

— 2-23-07 и 2-23-36, последний служебный.

— И как долго?

— Что долго? — не понял Зарс.

— Вызывали. До какого года? — пояснил Конрад.

— До тридцать седьмого или чуть раньше.

— Что же, вас бросили?

— Бросили.

— Вы знали, что к матери приезжали люди из Москвы?

— Догадывался, полагал, но точно не знал. Мать о постояльцах ничего не рассказывала, я с вопросами не лез, ни к ней, ни к ним. Игра есть игра, но иной пластинку московскую оставит, другой — книжку. Как не догадаться?

— Как же вы связь с Пуриньшем поддерживали?

— Без нужды меня не таскали. Если было что стоящее, я ему звонил, надо было — встречались.

— Стоящее — это человек у матери?

— Да.

— Сколько же людей вы им показали?

— Я им не показывал. Я давал приметы, говорил, когда уходит из дома, когда приходит, и все. Остальное — их дело. Может, они из соседних домов смотрели, кто их знает.

— Так скольких вы приметы дали, — подлаживаясь под стиль Зарса, спросил Конрад.

— Четырех или пяти, не помню.

— Это за сколько лет?

— За шесть, наверное. До 1937 года. Потом меня бросили.

— Ах вот как! И почему же бросили?

— Вы же знаете, что в Москве творилось. Приезды иссякли.

— Вы считаете тех четырех-пяти, кто в доме останавливался?

— Да.

— Но по Латвии всего, в связи с вашими разъездами?

— Знаете что? Дайте мне передохнуть, — первый раз попросил пощады господин бухгалтер.

— Сейчас дам. Скажите, деньги за оказываемое содействие вам платили? — как можно учтивее спросил Конрад.

— Да, платили.

— Хорошо, прервемся, я пока отпечатаю протокол того, о чем вы мне сейчас поведали, а вы пока отдохните. Продолжим потом.

Конрад стал печатать, в то время как господин бухгалтер, прикрыв глаза, думал о чем-то своем: о молодости, о выданных им людях, о Пуриньше, да мало ли о чем?

Бросив на него взгляд, Конрад отметил, как в памяти у него возникла фраза шефа: «Пуриньш плюс Зарс во время войны». Что же, связка подходящая. Но об этом не сейчас, позже, все в одну кучу валить незачем.

Закончив протокол, Конрад позвонил Федору, того на месте не оказалось. Казимир, выселявшийся на время бесед с Зарсом в соседний кабинет, сказал, что Федор у начальника отдела и что как только Конрад сделает протокол, им велено там собраться.

— Так что пошли, — пробежав глазами протокол, заключил Казик и, хлопнув друга по плечу, добавил: — Молодец, доканал нашего любимца.

Начальник отдела встретил их приветливо и, указав на вращающуюся бобину магнитофона, сказал:

— Пока вы как заяц на барабане стучали на машинке, мы с Федором Петровичем послушали запись беседы с Зарсом. Неплохо, неплохо! Но каков негодяй, каков негодяй!

У начальника отдела, которого все называли ласково по отчеству Онуфриевичем, были два полярных определения людей: какой негодяй и какой хороший человек, и он припечатывал их, как почтовый штемпель на конвертах.

— Что будем делать с нашим любимцем, так вы его называете? — обменялся он улыбками с Казимиром и, не ожидая ответа, продолжал: — Я тоже бывал в тех местах, где негодяй действовал, но его не помню, а с некоторыми из подпольщиков в одной волости вырос. По фамилиям их припоминаю, но столько лет пролетело. Да. Вот такие деятели буквально взрывали нашу молодость изнутри, а мы что? Лопухами были, считали всех окружающих братьями и сестрами. Такие вот негодяи протаптывали нам дорожки в тюрьмы, как козлы-провокаторы. Вы знаете, кто такие козлы-провокаторы? — обратился он к Конраду. — Нет? А вы, Казимир? Тоже нет? А говорят, что вы все знаете!

— Он знает все, что в учреждении делается, — поддернув плечи вверх, встрял в разговор Федор, — но не больше.

— Федор, не надо мести, не мсти за «парижский вариант», так, кажется? — неожиданно обратился начальник отдела к Казику. Тот автоматически кивнул. Все рассмеялись. — Так вот, — продолжил Онуфриевич, — в Средней Азии во главе отары овец, шествующей на мясокомбинат, идет козел. Он ведет их, вводит через ворота, потом его выводят через другие и ставят во главе следующей отары, а тех — забивают. Отсюда пошло — козел-провокатор. Ясно? Ладно, проехали. Давайте предложения.