Александр Кизеветтер - Исторические силуэты

А. В. Флоровский, характеризуя творчество Кизеветтера, писал, что «историк-исследователь сочетался в научно-литературном делании А. А. с историком-художником и прежде всего с портретистом-психологом. Отдавая много внимания архивным изысканиям и изучению законодательного материала и правовых и социальных явлений прошлого, А.А. питал в то же время в себе острое чувство интереса к живой человеческой личности, поскольку она действовала на исторической сцене… Портретная галерея, созданная А.А., и многосоставна, и многообразна. А.А. оставил и опыты портретов во весь рост, и легко начертанные силуэты, и работы в реалистическом духе, и нежные зарисовки пастелевыми красками. А.А. выступает здесь и с опытами портретов-анализов и портретов обобщающего характера» 31 .

Составитель данного сборника стремился представить разные типы «портретов», написанных Кизеветтером: читатель без труда отличит «легко начертанные силуэты» от «портретов-анализов». В 1931 году в Берлине Кизеветтер издал книгу под названием «Исторические силуэты: Люди и события». Это был сборник очерков, включающих как собственно «портреты», так и исследования о пугачевщине, литературоведческие статьи о «Войне и мире» Л. Н. Толстого и «Горе от ума» А. С. Грибоедова и др. Сборник носил популярный характер и Кизеветтер даже не счел необходимым снабжать включенные в него статьи научным аппаратом.

Предлагаемая вниманию читателей книга не является повторением берлинского сборника. Составитель сохранил изящное кизеветтеровское название, но включил в данное издание только собственно биографические очерки, опубликованные Кизеветтером в разное время как в России, так и за границей. За исключением очерка о протопопе Аввакуме, все они посвящены деятелям XVIII — первой половины XIX веков. Из берлинского сборника в книгу вошли только «портреты» Екатерины II и Потёмкина.

Читатель сможет оценить сочетание краткости, отточенности стиля и строгой научности, свойственное «силуэтам» «кисти» Кизеветтера. Историка отличал жадный интерес к человеческой личности; его биографические очерки с блеском опровергают мнение, что «русская… история скучна и однообразна, что в ней не найти ничего, чем осмысливается и красится жизнь: ни сильных и энергичных людей, ни широких общественных движений, ни яркой драматической борьбы партий за свои интересы и идеалы» 32 . Среди популярных очерков, включенных в эту книгу, выделяются объемистые исследования, посвященные оригинальной личности Федора Ростопчина, известного большинству современных читателей лишь благодаря «Войне и миру» Толстого, а также «двойной портрет» Александра I и его всесильного фаворита, «без лести преданного» А. А. Аракчеева.

Исследование Кизеветтера о знаменитом московском градоначальнике остается, по-видимому, до сих пор «последним словом» исторической науки. Психологически убедительным и исторически точным представляется мне кизеветтеровский анализ взаимоотношений Александра и Аракчеева: не фаворит оказывал дурное влияние на императора; он лишь чутко улавливал настроения своего сюзерена.

Читая Кизеветтера, надо иметь в виду, что его схема русской истории и, соответственно, оценка ее деятелей — последовательно либеральная. Этот последовательный либерализм Кизеветтера нередко вызывал раздражение оппонентов справа. Так, бывший пражский студент Кизеветтера, известный медиевист Н. Е. Андреев передает мнение другого «пражского» историка, эмигранта Н. П. Толля, что Кизеветтер был «прежде всего кадетским оратором, а уже потом историком». Самому Андрееву «всегда казалась несправедливой оценка им ряда явлений, в частности, в московском периоде отечественной истории, и его чрезмерная суровость в оценке мероприятий правительства, которая иногда представлялась странной. Получалось так, словно бы правительство России вовсе не заботилось об интересах страны» 33 .

Андреев, в частности, имел в виду резкую и, как ему представлялось, несправедливую рецензию Кизеветтера на книгу Р. Ю. Виппера «Иван Грозный», опубликованную в 1922 году. В данном случае лучше предоставить слово самому Кизеветтеру. В рецензии на книгу Виппера он писал: «Придавленные самодержавием идеализировали революцию. Обжегшись на революции, начинают идеализировать самодержавие. И, как всегда и во всем, тотчас же доходят до крайнего предела… Уж коли начал человек вздыхать по самодержавию, то подавай ему самодержавие по всей форме, не самодержавие Александра II, даже не Петра I, а, по крайней мере, самодержавие Ивана Грозного… Вот эту-то крайнюю форму самодержавия и начинают избирать предметом своих сердечных вздохов некоторые деятели, обжегшиеся на революционных мечтаниях» 34 .