Негласный надзор полиции за Говорухиным и Ульяновым был фактом. Но только вот министр внутренних дел почему-то не уточнил, когда и по какому поводу этот надзор был учрежден. В отношении Говорухина, вроде бы, ясно: по поводу агитации среди казаков на Дону. И то возникают недоуменные вопросы: когда же именно был установлен этот надзор: неужели только в феврале, когда Говорухин среагировал бегством на эту возникшую угрозу?
В последнее трудно поверить: невозможно предположить, чтобы донского агитатора полиция разыскивала целых полгода, а потом ограничилась лишь установлением наблюдения за ним. Если преступление было столь тяжким, что на поиски преступника не жалко было затратить полгода, то принятая мера пресечения была явно недостаточна. Если же, что наверняка ближе к истине, прегрешения на Дону были не столь велики, чтобы сразу сажать или ссылать Говорухина, а розыски его не могли составить большого труда – ведь он ни от кого не прятался ни на Дону, ни в Петербурге, то тогда становилось вполне резонным внимательно за ним приглядывать – но начаться это должно было задолго до февраля 1887!
В отношении Ульянова еще интереснее: до ноября 1886 года он вообще ничем противозаконным не занимался, целиком с головой уйдя в исследования червей , за публикацию о которых удостоился какой-то высокой научной награды [162] В.А.Поссе. Указ. сочин., с. 36.
! Зато, начиная с декабря 1886, он занялся сразу таким, за что полагалась каторга как минимум!
Еще интереснее то, что этот надзор полиции не был секретом для поднадзорных. В том же докладе Толстого сообщается, что арестованный Генералов, не желая выдавать руководителей заговора, дал, тем не менее, пояснения: « Лица эти потому не приняли на себя роли исполнителей, говорит Генералов, что неудобно ходить по Невскому со снарядами людям, находящимся под наблюдением полиции ». Вкупе с показаниями Канчера это и позволило идентифицировать Говорухина и Ульянова в качестве членов руководства организации [163] Дело 1 марта 1887 года, с. 248-249.
.
О том, когда приблизительно изменилось поведение Александра Ульянова, заметившего наблюдение за собой, свидетельствует тот же Поссе: « В конце января или в начале февраля 1887 года я /.../ подошел к Ульянову, но он как-то странно посмотрел на меня и, не приняв протянутой руки, прошел дальше, как будто был со мною незнаком. Это меня поразило и обидело.
На другой день ко мне зашел Шевырев, я рассказал ему о случившемся и спрашивал, не знает ли он, за что Ульянов решил разорвать со мною установившиеся товарищеские отношения.
– Он мне об этом рассказывал, – усмехаясь, сказал Шевырев. – Он в ваших интересах не хотел демонстрировать свое знакомство с вами перед коротконогим педелем, несомненным сыщиком, который вертелся около вас. Ульянов просил вас в течение ближайших недель не подходить к нему при встречах в университете.
Я, конечно, удовлетворился этим объяснением и не стал допытываться, чем объясняется такая осторожность » [164] В.А.Поссе. Указ. сочин., с. 38-39.
.
Из показаний на следствии и суде – в том числе самого Александра Ульянова – известно, что именно в начале февраля он и изготовил две бомбы (третья была сделана позже и уже другими участниками), занимаясь этим на квартире Новорусского в Парголове – столичном пригороде [165] Дело 1 марта 1887 года, с. 249; В.А.Поссе. Указ. сочин., примечания, с. 490.
.
Этот последний, задерживаясь в Питере, нередко ночевал в квартире у Поссе. Как-то, все в том же феврале, Новорусский « вдруг спросил меня:
– Как вы думаете, сдвинется ли страна с реакционной мертвой точки, если удастся убить Александра III?
Я ответил, что мало верю в спасительность террора, который, по-моему, обходится слишком дорого, уничтожая наиболее энергичных, наиболее искренних революционеров, так необходимых для пропаганды и агитации среди рабочих и крестьян.
– Можно обойтись и без жертв, если действовать умно и осторожно, – заметил Новорусский, – или, во всяком случае, свести эти жертвы к минимуму.
– Смотрите, не ошибитесь, Михаил Васильевич, – сказал я, догадываясь, что Новорусский вошел в террористическую организацию.
– Может быть, вы и правы, но будем надеяться: бог не выдаст, свинья не съест » [166] В.А.Поссе. Указ. сочин., с. 39.
.
Был знаком Поссе и с подругой Новорусского: « его гражданская жена, или, как ее почему-то называли, невеста, Лидия Ивановна Ананьина. Это была еще совсем юная женщина, лет восемнадцати, не больше » [167] Там же, с. 35.
. С нею у Поссе произошел такой эпизод: « В конце февраля, часов в двенадцать ночи, кто-то тревожно позвонил в нашу квартиру. Вбежала взволнованная Лидия Ивановна Ананьина и сразу, не здороваясь, стала нервно просить меня немедленно отправиться в квартиру Ульянова и узнать, все ли там благополучно?
Читать дальше