Такая альтернатива позволяла предъявить ультиматум правительству, что и было сделано. Поддержав забастовщиков, съезд высказался за переговоры с правительством. И здесь руководство съезда очутилось в том же положении, что и Гапон накануне 9 января: вести переговоры было просто не с кем. Никто из министров не имел полномочий решать проблемы политического устройства России, а добиваться приема у царя было и хлопотно, и бесполезно: помпезные встречи царя с рабочими 19 января и с земцами 6 июня 1905 года, организованные Треповым, наглядно показали, что ожидать от монарха живой и решительной реакции просто невозможно – этого не смог добиться в эти дни даже сам Витте!..
Тем не менее, съезд решил выполнить свой долг и избрал две делегации по 5 человек в каждой для переговоров с Хилковым и с Витте. 10 октября эти переговоры состоялись.
Если бы Витте уже был назначен премьером или хотя бы имел гарантии такого назначения, то прием делегации железнодорожного съезда мог стать первым публичным шагом и первым триумфом нового правительства. Имея полномочия немедленно решить если не все, то наиболее важные вопросы, поставленные железнодорожниками, Витте мог достичь с ними соглашения, предотвратить всероссийскую забастовку и открыть новую эру – эру фактического согласия правительства с оппозиционным обществом. Это был единственный и неповторимый шанс в истории России, и он был безвозвратно упущен!
Витте оставался в подвешенном состоянии. Перед царем он не боялся выставлять себя глашатаем народной воли, а вот перед представителями этой воли (по крайней мере они себя считали таковыми и имели для этого некоторые основания) – не смог. Он продолжал ждать высочайшего решения и не рискнул взять на себя роль, которую издавна приписывала ему молва – лидера революционной России, вернейшего кандидата на руководство ее правительством. В этот критический момент карьерист и царский слуга, живший в душе Витте, победил обретавшего там же оппозиционера и потенциального народного трибуна. Витте спасовал, и одним махом перечеркнул надежды, которые действительно возлагали на него массы интеллигентов. Назначение Витте премьером постфактум к забастовке уже не могло реанимировать похороненную веру в него.
Витте, продолжавший ждать желанного назначения, не рискнул ни солидаризироваться с пришедшими делегатами, ни откровенно высказаться перед ними. А ведь скорее всего их визит входил в его заранее составленные планы, но в них не была предусмотрена пауза, затеянная царем!
Встреча превратилась в пустую и малосодержательную беседу. Витте согласился со справедливостью всех экономических требований, но затеял дискуссию о всеобщем избирательном праве. Витте уверял, что в Америке капиталисты скупают голоса избирателей, и что для трудящихся гораздо полезнее находиться под опекой заботливой администрации, чем становиться жертвой буржуазной демократии. В какой степени Витте был прав – это не имело в данный момент никакого значения: делегация явилась не на научно-теоретический семинар, а для того, чтобы решать вопрос о прекращении или расширении забастовки. Витте вполне определенно советовал забастовку прекратить, но складывалось впечатление, что это мнение только частного лица, не собирающегося предпринимать никаких решительных действий. Трудно переоценить разочарование делегатов.
Витте по существу повторил ту же роль, что сыграл 8 января 1905 года перед инициативной группой литераторов во главе с Гессеном. Но его бездействие, не предотвратившее «Кровавое воскресенье», носило не столь преступный характер: хоть и тогда он был инициатором конфликта, приведшего к трагедии, но сама группа литераторов не имела ни полномочий, ни возможности влиять на ход событий. Иное дело теперь, 10 октября, – от мнения этих делегатов зависела судьба революции, стоявшей на пороге России. И Витте, заняв уклончивую позицию, фактически санкционировал революцию. Вероятно, он не понял, что ставит тем самым крест и на своей предстоящей премьерской карьере, еще не успев ее начать.
Обескураженные делегаты (те, что ходили к Хилкову, вернулись в таком же настроении) 11 октября докладывали результаты своей миссии столичным железнодорожникам. На митинге в Петербургском университете их собралось 5-6 тысяч человек. Митинг единогласно принял резолюцию об остановке движения всех дорог Петербургского узла со следующего дня – 12 октября, что и было осуществлено.
Читать дальше