Владимир Брюханов - Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну

С начала войны он снова на Дальнем Востоке: на этот раз – в качестве помощника главноуполномоченного Красного Креста при Маньчжурской армии и официального представителя Московского городского правления и специального Комитета великой княгини Елизаветы Федоровны, предназначенного к оказанию помощи раненым.

При отступлении от Мукдена Гучков остается с госпиталем, который не удалось эвакуировать, и вместе с этим госпиталем попадает в плен к японцам. Нужно отметить, что в ту войну японцы отличались гуманнейшим отношением к пленным, особенно – к высокопоставленным. Но и тут судьба Гучкова все же выдается из общего ряда: его, как представителя медицинского персонала (но ведь он не был даже врачем!) немедленно отпускают, и он прямиком (не знаем, каким маршрутом) направляется в Москву.

Учитывая, что командование японской армией было напичкано английскими инструкторами и наблюдателями, каждый из которых, несомненно, был и разведчиком, вполне можно припомнить наши гнусные предположения о связях Гучкова с английской разведкой.

А как тут, кстати, не вспомнить и о родственных связях самой великой княгини, теперь весьма заметно принявшейся покровительствовать этому персонажу?

Ведь именно великая княгиня, почти сразу по возвращении Гучкова, рекомендовала его своему племяннику и зятю: с мая 1905 года Гучков надолго (но не очень) стал доверительным собеседником Николая II!

Их первая беседа продолжалась два часа, и хотя Гучков был в восторге от открывавшихся перед ним перспектив, но и его шокировала жизнеутверждающая невозмутимость главы Российского государства: « Несмотря на личную внимательность государя, с ним говорилось легко, меня в эту беседу тяжело поразило его спокойствие. Цусима, поражение, совсем, кажется, мало надежды на успех, много погибших моряков – все это слушал с интересом, но это его не захватывало. Внутренней трагедии не было. Он не в состоянии был пережить то, что переживали мы на фронте » [650] А.С.Сенин. Александр Иванович Гучков, с. 15. .

К весне 1905 года трещина, возникшая между Францией и Россией, грозила превратиться в пропасть: Франция отказала России в помощи при получении очередного займа, причем этот демарш по форме носил совершенно скандальный характер.

Переговоры о займе проходили в конце февраля (по старому стилю) 1905 года в Петербурге. 27 февраля после напряженных дискуссий все условия были согласованы. Министр финансов В.Н.Коковцов пригласил банкиров на торжественный обед по случаю успешного завершения переговоров, а на 11 часов утра 1 марта была назначена процедура формального подписания соглашений. 28 февраля французы роскошно отобедали у Коковцова, а следующей ночью получили категорическое предписание из Парижа немедленно прекратить переговоры и покинуть Россию.

Формально распоряжение исходило от руководства банков, участвовавших в переговорах, но ни до, ни после этого инцидента не было никакого секрета в том, что французские банки напрямую подчинялись правительству. Причиной же такого решения была информация о том, что русская армия оставила Мукден.

Хороши были физиономии и у Коковцова, и у французских банкиров, когда в 11 утра 1 марта последние отказались от подписания! Все это никак не вязалось с союзническими отношениями.

Вот тут-то и сыграла роль предусмотрительность Витте и Вильгельма II – помощь оказала Германия, и Россия получила отсрочку финансового кризиса, который грозил вот-вот разразиться.

Вот при такой напряженной политической ситуации в ночь с 25 на 26 февраля произошел взрыв в петербургской гостинице «Бристоль» – повторилась история с Покотиловым; на этот раз в результате неосторожного обращения со взрывчаткой погиб Швейцер. Окончательно стало ясно, что террористы в столице – не игра воображения.

Ни планы Швейцера, ни последние директивы, полученные им от Азефа, в точности не известны. Сообщники его были арестованы, но откровенных показаний не дали; позже большинство из них отошло от террора. В послереволюционное время никто из них также откровениями не поделился. Предполагается, что массовое убийство должно было произойти 1 марта – в годовщину гибели Александра II, когда на его могилу в Петропавловском соборе традиционно съезжалась на панихиду вся столичная знать. Возможно, окончательные решения Швейцер должен был принять уже на месте действия. Его гибель сорвала все намеченное.

После смерти Швейцера руководство петербургским отрядом БО оказалось в руках триумвирата: двух идиоток – Ивановской и Леонтьевой – и малоопытного в терроре Сергея Барыкова, руководившего, как мы помним, подпольной эсеровской типографией в Томске, арестованной в 1901 году. Сразу упала дисциплина, и обсуждение возникших проблем вышло за границы круга изначально посвященных.