— Что это значит?
— Человек должен быть прежде всего свободен.
— Но именно об этом и толкует господин Лабзин.
— Нет, ваше сиятельство, свобода духа приходит после физической свободы. Мы думали о просвещении, чтобы каждый человек понял несовместимость своего существования с положением раба.
— Раба? Но что вы принимаете за рабство?
— Крепостное право, сударыня. То самое право, которое душой и телом подчиняет одного человека другому, тогда как подчиняться и выполнять волю он должен по своему рождению только божественную — не человеческую.
— Но в этом есть свой великий смысл. Непросвещенный, мало чем отличающийся от животного крестьянин может почесть только благом заботу о нем просвещенного и справедливого сюзерена. Мне трудно вообразить себе такого крестьянина освобожденным. Последствия его действий могут оказаться фатальными для всего государства. Христианство учит нас смирению и подчинению, не так ли?
— И вы, ваше сиятельство, согласны подчиниться любому человеку?
— Любому? Конечно, нет. Люди слишком разнятся между собой. Я ведь уже сказала об этом.
— И, значит, вы признаете за собой право судить своих собратьев вместо Бога? Вы видите в себе наместника Бога на земле?
— Безусловно, среди людей есть Его избранники.
— Но их избранничество должно быть открыто другими людьми, исходя из поступков, всей жизни — не слов. Сам человек не вправе провозглашать свое избранничество.
— Мне ваши доводы, господин советник, представляются простыми силлогизмами. Жизнь диктует совсем другое.
— К великому сожалению.
— Но что именно привело к вашему расхождению с господином Лабзиным?
— Все то, о чем мы только что говорили, ваше сиятельство. Посланничество господина Лабзина, подкрепляемое его положением вице-президента Академии и властными действиями, не устроило меня.
— И других?
— И других.
— Многих? Кого именно? Может быть, мне знакомы их имена.
— Вряд ли, ваше сиятельство. Одно верно — мы все поплатились за свои взгляды. Жизнь доказала нашу правоту — один человек, тем более облеченный большой властью, может причинить много бед.
— Вы имеете в виду себя, господин советник? Господин Лабзин предпринял против вас какие-то меры? Я могу возразить против них в разговоре с императором и добиться изменения вашего положения.
— Умоляю вас не делать этого, ваше сиятельство. В моем возрасте в этом нет смысла. Да и кто поручится, что усердный чиновник может из-за философических разногласий стать неугодным?
…Красноватая россыпь крутолобых булыжников. Трудный подъем выступающих из свинцовой воды ступеней. Шорох грузно всплескивающихся на гранит волн. Зябкая стылость замерших в недоумевающем, почти тревожном ожидании сфинксов. Гладь отодвинутых от берега стен. Торжественных. Молчаливых. В широких вырезах никогда не открывающихся окон.
За неохватным полотнищем парадных дверей разворот вестибюля-двора. Рвущаяся строчка хоровода колонн. Сумрак, привычно густеющий у стен. Упругий марш широко развернувшихся лестниц. Наверху — строй колонн, уходящих капителями в высоту сумрачных потолков. Грузно опершийся на палицу Геракл. Стремительно шагающий Аполлон. Могучий Лаокоон, последними усилиями рвущийся освободиться от смертельных змеиных колец. Образы древних ваятелей, застывшие в безукоризненном строю гипсовых слепков, мерило вечности и права быть приобщенным к торжеству искусства. Императорская Академия трех знатнейших художеств. Васильевский остров. Санкт-Петербург… Первый шаг Левицкого к славе и — очередная загадка его жизни.
Выставка была первой в только что отстроенных стенах. Строитель Академии трех знатнейших художеств А.Ф. Кокоринов мог замешкаться с отделкой мастерских, классов, тем более спален воспитанников и комнат для жилья — на это понадобится еще два года, — но выставка 1770 года должна была состояться. Наглядное свидетельство домашнего расцвета искусств под благодетельным скипетром Екатерины II, неоспоримое доказательство ее превосходства над всеми коронованными предшественниками и предшественницами. Кому бы пришло в голову вспомнить после такого торжества, что идея высшей школы искусств родилась и получила свое начало в предшествующее царствование? Где было еле справлявшейся с грамотой и не способной ни к каким государственным делам Елизавете Петровне соревноваться с размахом и замыслами просвещенной Екатерины! В Академии Екатерина утверждала очередную победу своего царствования, с которой следовало узнать всем подданным Российской империи и всем государствам европейским. Другое дело, что рядом с точным расчетом двора в тени его утверждались иные идеи и стремления людей, думавших о будущем развитии русского искусства.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу