Нина Молева - Семь загадок Екатерины II, или Ошибка молодости

Барон не замедлил сделать предложение родителям и получил согласие. В тот вечер родители сочли возможным в первый раз оставить их одних. „Вы согласны стать моей женой? — спросил барон, взяв ее за руку. — Ваше сердце никем не занято? Я не хочу быть насильником“. Валери покачала головой. „Тем лучше, хотя я все равно добился бы вашей руки“. Его уверенность заставила ее залиться краской. Барон держал в руках прелестное кольцо и бриллиантовый браслет — чудо ювелирного искусства. Голосом, едва слышным и неуверенным, запинаясь от робости, Валери попросила его несколько повременить, дать ей подумать. „Зачем? — возразил барон. — Поверьте, я не буду докучать вам своим присутствием. У вас будет достаточно времени для размышлений, когда вы станете баронессой. Я не люблю откладывать задуманное“. Через неделю состоялось их венчание».

Петербург. Дом баронессы Криденер. В гостиной баронесса, А.А. Стахиев.

Лакей в светлых, по английской моде, гетрах и куцем сюртучке приоткрыл белую штофную портьеру. Немолодая женщина в обложенном кожаными подушками высоком кресле не шелохнулась.

— Мне неприятно, что пришлось посылать за вами, милостивый государь. Вы не хотели меня видеть? После стольких лет вами могло бы руководить простое любопытство.

— Напротив, баронесса. Я хотел вас видеть все эти годы, но ваши прощальные слова лишили меня надежды на встречу.

— Они были подсказаны обстоятельствами, оставшимися в далеком прошлом.

— Однако они свидетельствовали о вашем гневе. Я не хотел вызывать его вновь.

— Мне нет нужды судить о ваших побуждениях. Вы были вправе поступать, как считали нужным. Наши дороги разошлись, и каждый проживал, как говорят французы, свою жизнь. Что вы знали о моей? Вы интересовались ею?

— Это не всегда удавалось. Я прочел ваши романы «Алексис», «Элизе». Мне живо напомнили «Максимы» Ларош Фуко «Размышления дамы-иностранки».

— Вы могли бы добавить, что отдали им предпочтение перед Ларош Фуко. А впрочем — я ничего не знала о вас. После того как вы так внезапно покинули службу у барона, вы служили?

— Немного и не слишком успешно.

— Вы нуждались в средствах?

— О, нет. Состояния, доставшегося от матушки — она из семьи Демидовых…

— Тех, которым, помнится, принадлежит весь Урал.

— Да, к одной из их ветвей. Ее состояния было достаточно, чтобы вести скромную, но вполне достойную жизнь.

— Ваш туалет не согласуется с вашими словами: вы в курсе парижских новинок.

— Простите мне эту слабость.

— Скорее, достоинство в человеке ваших лет. Вы женаты?

— У меня есть сын.

— Ах, так. Вы счастливый отец — у вас есть и дочь.

— Дочь? Что вы имеете в виду?

— Моя Жюльетта родилась в сентябре 1785 года.

— Боже мой! Не значит ли это, что, отказывая мне в моем чувстве…

— Да, я носила ее под сердцем.

— И ничего не сказали!

— Зачем? Я действовала не только в своих, но и прежде всего в ее интересах. Она должна была унаследовать титул и немалое состояние Криденеров.

— А барон…

— Что барон?

— Он знал?

— Полагаю. Ваше признание вывело его из заблуждения, если он в таковом и пребывал.

— И что же?

— Вы ждете драмы? Ее не было. Как светский человек, и притом по-настоящему просвещенный, барон не вел со мной подобных разговоров.

— Вы не уверите меня, что Иван Федорович не любил вас.

— Конечно, любил. В какие-то годы. Всякое чувство похоже на сладкий дурман весеннего сада на рассвете. Солнце встает, и туман рассеивается. Все перестает казаться сказочным, хотя и не теряет своих истинных материальных ценностей. Я возвращалась к барону после каждого своего очередного увлечения. Он настаивал на этом, а я не могла не быть благодарной ему за отеческие попечения о Жюльетте. Так было после академика Суарда и гусара де Фрежвиля. Труднее всего барону достался Гара, знаменитый Гара. Почему-то связь с певцом, которого знала и ценила вся Европа, его шокировала.

— В этом ряду не было места для секретаря посольства.

— Ничего удивительного. Там были любовные приключения, в отношении секретаря все представлялось много серьезнее.

— Полноте, баронесса. Супруга посла обратила свое внимание на ничтожного служащего только потому, что имела всего восемнадцать лет.

— Вы хотите сказать, она любила не секретаря, а свои восемнадцать лет? Идея для романа. Но я их больше не пишу. Любить свои годы — но в этом, пожалуй, смысл любого первого чувства. Но оставим романтические рассуждения поэтам. Не они руководили сегодня мною. Я сочла нужным представить вас Жюльетте.