Олег Вите - Творческое наследие Б.Ф. Поршнева и его современное значение

«Генеральная задача состоит в том, чтобы исследовать и доказать закономерную, необходимую связь между существованием этого переднего края и этих тылов, в том числе глубоких тылов, на карте мира в каждую данную эпоху — пока передний край представлен любой из классово антагонистических формаций. При такой постановке вопроса недостаточно констатировать неравномерность экономического развития отдельных стран.

Нет, должно быть показано, что сам передний край невозможен, не мыслим без этой огромной тени, которую он отбрасывает на остальную массу человечества». [284] См.: «Периодизация всемирно-исторического прогресса у Гегеля и Маркса.» Доклад к Международному гегелевскому конгрессу (Париж, апрель 1969). «Философские науки», 1969, № 2. — М., 1969. С. 63.

Поршнев вновь обращается к «основной социологической проблеме» антагонистического общества, утверждая, что эта проблема не может быть решена внутри отдельной страны даже с учетом работы соответствующих надстроек:

«Изучение всякого антагонистического общества ставит социологическую проблему: как может меньшинство господствовать над большинством?

Социолог учтет и роль государственной власти как аппарата подавления и сдерживания, и роль религии и других видов идеологии, парализующих сопротивление трудящихся данному строю, и историческую неразвитую психологию самих этих масс, национально-этнический и внешнеполитический фактор, наконец, ассимилирование господствующим классом какой-то доли самого революционного протеста низов путем реформ, обновления строя и идеологии. И все-таки, подведя баланс, социолог увидит, что сохранение внутреннего антагонизма длительно невозможно без превращения этих обществ в господствующие над другими, без внешнего, пусть глубоко скрытого, экономического антагонизма. Те, кто ушли вперед, кто находится на переднем крае, в той или иной мере усмиряют и притупляют классовую борьбу у себя, выкачивая из других кое-какие материальные или людские ресурсы. […] Только на фоне великого антагонизма наиболее передовых и наиболее отсталых народов Земли в каждый данный момент найдет свое объяснение и сам факт дробления человечества в историческое время на многие отдельные страны, образующие сложные системы государств. Взгляд историка сможет тогда читать историю именно как всемирную историю не только во времени, то есть как историю прогресса, но и в пространстве — как историю единого, сложнорасчлененного человечества». [285] Там же, с. 63–64.

Здесь следует отметить и еще один аспект, связывающий проблему переднего края с проблемой эпохи социальной революции, который Поршнев прямо не затрагивал. Вовсе не обязательно представлять дело так, что страна, где локализовался передний край в кульминационный период эпохи социальной революции, сохранит свой статус переднего края и в мирный период развития новой формации. Скажем, признав Французскую революцию кульминацией эпохи революционного перехода от феодализма к капитализму и даже признав Европу в целом передним краем развития капитализма, нельзя не видеть, что вовсе не Франция была, так сказать, авангардом внутри этого переднего края. Возможно, говоря словами Поршнева, «высказать, но не считать доказанной гипотезу», что такой подход поможет лучше понять роль России в революционной буре начала XX века и различия в последствиях этой бури для самой России и для остальной части капиталистического переднего края…

Что же сделал Поршнев своей «ревизией» теории формаций в целом и специальным анализом некоторых из них на основе исследований антропогенеза?

Во-первых, он предложил такую модернизацию теории формационного развития, которая позволяет вновь вернуть ей статус подлинной философии истории, позволяет не прибегать к ее выбрасывании на свалку в ответ на обнаруженные противоречия. Впрочем, и не обязывает так поступать…

Во-вторых, он фактически синтезировал философию истории и социальную философию, придал философии истории подлинно социальное содержание, показав, как классовая борьба реально выполняет роль движущей силы исторического развития.

В-третьих, он подвел под философию истории и социальную философию биологический и физиологический фундамент, исследовав механизм выталкивания человека из мира природы в режим социального развития.

В-четвертых, он подвел под философию истории эмпирический фундамент, установив способы эмпирической проверки всех нюансов ее высоких теоретических обобщений.