Константин Гордиенко - Чужую ниву жала (Буймир - 1)

Когда явились урядник Чуб со стражником Непряхой, Татьяна сеяла муку, а Захар строгал зубцы для борон.

- Ты чего агитируешь, что у нас бога нет? - спросил урядник Захара.

Может быть, кому-нибудь и непонятно такое слово, как "агитация", но домашние-то знали, не раз слышали. Татьяна испугалась - снова муж каких-то бед натворил. Захар молча показал на украшение дома - образа, что подряд висели на стенах, в позолоте, рушниках, закопченные, и строго смотрели на урядника, навевая благочестивые чувства. Урядник, остывая, пригрозил, что возьмется за Захара, если он не одумается, и снова спросил, какую песню он распевал вчера, идучи с ярмарки. Хата онемела в напряженном ожидании, в скрытой тревоге. Татьяна застыла с ситом в руках. Тугой на память Захар не в силах припомнить.

"Вставай, поднимайся!" Кто в Буймире знал эту песню? Захар возвращался с ярмарки и пел ее, люди слышали. Слова зажигательные и голос сильный. Никто никогда ее не знал, не слышал. Хоть народ и занят был своими мыслями, уши сразу уловили непривычный напев. И урядник и стражник тоже слышали, да не обращали внимания, мало ли кто горло дерет на ярмарке? Только на другой день распознали, что песня-то бунтарская. Видно, Мамай сообщил, что пел ее Захар, а Грицко Хрин подпевал басом. Потому-то и пришли урядник со стражником. Это Захар понял. Да, но у него память отшибло.

На стене висела картина "За недоимку", подаренная Захару Нарожным. Замечательная картина. Она сразу приковала взгляд урядника. Улица, убогая хата, урядник тянет корову, толстопузый богач потешается. А мать и дети плачут.

Увидев своего собрата в таком неприглядном свете, урядник сразу сообразил, что это злонамеренная картина. Он сорвал ее со стены вместе со стеклом.

- Где взял? - строго спросил он Захара.

- Мало ли картин продается на ярмарке?

- Где ты слышал эту песню?

Захар пожимает плечами - мало ли песен он знает? Какая песня?

Дед Ивко заступается за сына: ходит на заработки, по экономиям, почем знать, где научился?

Урядник сердится, урядник знает, что говорит, умеет нагнать на людей страха:

- Бунтарская песня! Где слышал?

Захар уверяет урядника - известно, пел, нет у него голоса разве? На клиросе, бывало, никто так не выведет "Разбойника благоразумного". Плакали люди. Что же это такое он пел на ярмарке? Может, напомнят? Очень ему хочется узнать, чем он мог заинтересовать людей?

Урядник Чуб снова сердится, топает ногой, хлопает по голенищу саблей, кричит:

- Напускаешь тумана!

Топает и стражник Непряха:

- Не морочь!

Дед Ивко со своей стороны подает слово. Пусть рассудят. Мы люди темные. Мало ли среди нас ходит людей с "волчьими билетами". Может быть, кто-нибудь и пел, может быть, кто-нибудь и сказал. Удержишь ли все в голове? Память - как бочка без дна. Мы люди темные. Ничего не знаем. Порт-Артур взяли? Что мы знаем? В Харькове, в Сумах бастуют? Слухи всякие ходят. Еще не то будет. Еще взойдет солнце...

Урядника жаром обдало, душно стало в этой хате. Забили, заморочили ему голову. Что за люди, что за разговоры - не добьешься толку. Ушел урядник из хаты и унес неутешительные мысли о странной беспутной семье. Рад, что вырвался из хаты, избавился от этих нестерпимых людей. А тут еще Захар вяжется, провожает до ворот, не отстает, выведывает:

- А что? Может, это какая-то политика?

Урядник и слушать не стал - махнул рукой на докучливого хозяина. И стражник Непряха накричал на Захара, чтобы не цеплялся как репейник, - вот ведь пристал! Как громом прошиб Захара, объявив ему:

- Твоя личность начальству не наравится! Вот оно что!

Захар никак не опомнится, разводит руками: почто такая немилость?

Недоумок этот Захар, решил урядник.

Какой же недалекий человек этот Захар!

13

- Накуковала мне кукушка: и голодная, и без денег...

Татьяна поставила ведро на лавку, вытерла полотняным рукавом взмокший лоб. В закопченную хату повеяло свежим утром, ворвался весенний гомон. Татьяна жаловалась - кукушка птица вещая, прошлый год закуковала поле, хлеб не уродил, дал бы бог, чтобы и в этом году чего-нибудь не сталось плохого. Пробились свежие травы, наливались соком деревья, распустилась пышная верба.

- А как там о манифесте, не слышно?

У ворот грелись на солнце бороды, выспрашивали Павла, который брел по улице с угрюмыми мыслями. Куда податься? Широкий свет манит. Податься ли на заработки или снова зарыться в землю? Хоть бы он был научен плотницкому делу. Пойти с весны гнать деготь, на дегтярное производство, прогнать тоску из сердца? Пристать к берестянщикам или пойти сплавлять лес по Днепру? Или, может, выжигать кирпичи, бить камень?.. Кругом неохватные просторы, и не знаешь, куда деваться, где заработать на прожитье. Орина упрашивает подождать - пойдут они вместе весной в далекую экономию, но разве в экономии скопишь на хозяйство? В поисках заработка отважные люди пускаются с торбой за плечами в далекие пути, смелые, как птицы, они снаряжаются на лучшие земли искать счастья. Так не пристать ли к ним и Павлу? Каждую весну одни и те же думы, одни и те же заботы - куда приткнешься без ремесла? Давно нет вестей от Нарожного, и это тревожило он всегда вносил просвет и надежду в души. Покинуть село в эти неспокойные дни, - но как бы не было упреков от Нарожного... А тут еще угрожающий царский указ. Павло знает, он несет сумятицу на село, вечно живущее в тумане ожиданий и надежды.