Константин Гордиенко - Чужую ниву жала (Буймир - 1)

- Вон Марийка растет, Максим женится, а велико ли у нас хозяйство? Некому, что ли, управиться?

- В экономию наймусь, даром хлеб не буду есть, - решительно отвечала дочь. - Своей, что ли, волей я замуж пошла?

Уж не вздумала ли Орина укорять отца?

- Муж не даст тебе паспорта, куда пойдешь? Куда денешься? Кто тебя возьмет без паспорта? - вразумлял Чумак.

- Буду работать в экономии, - упрямо твердила Орина.

Удивительная перемена произошла с родителями - приметила Орина. Прежде старик и разговаривать с дочкой не стал бы - прогнал, побил бы, а теперь спокойно растолковывает, уговаривает, чтобы не срамилась.

Дед Савка подал с печи голос за внучку - пусть не тревожат Орину...

Мудрая мысль пришла в голову Лукии. Собственно, она давно не выходила из головы, и теперь можно ее исполнить. Лукия решила сама отправиться к Калиткам, не брать с собой малодушного мужа, потому что еще напортит. Теперь она спохватилась, накричала на домашних - пусть дадут покой Орине. Брату и сестре не дала слова вымолвить - Орина стучит зубами, а они засыпали ее разговорами.

Все обошлось без ссор и перебранок. Укрытая материнским кожухом, согретая лекарственными напитками, Орина спокойно задремала в родной хате, впервые за долгое время.

На следующий день мать раненько вытопила печь, приготовила завтрак и пошла с мужем в церковь, строго наказавши детям присматривать за Ориной, которая лежала изнуренная, бескровная. Дед Савка слез с печи, встревоженный, молчаливый, постоял над внучкой, подумал, сочувственно покачал головой - внучка бесправна в этой хате, как и он сам, перекрестил ее, глубоко вздохнул и тоже понес грехи в церковь.

Марийка не могла отвести от сестры жалостного взгляда, так она отощала. Орина проснулась под ее пристальным взглядом, усмехнулась и обвила сестру рукой. Немного погодя наведалась Маланка, не расспрашивала, а только оплакивала несчастную подругу. Девушки убрали, причесали Орину и сами вышли из хаты...

Павло почувствовал странную слабость в ногах, когда переступил порог. Столько дум, переживаний накопилось в душе обоих, что передать их нет возможности. Орина стыдилась своих костлявых рук - высохла на работе у Калиток. Павло наговорил немало ласковых слов. Не сумел он ее защитить, отдал на глумление. Плакал, каялся перед ней, - сколько стыда и муки пережила она из-за него! Думали ли они, что их разлучат? Он чувствовал свою вину, умолял ее, чтобы она не возвращалась к Калиткам. Никто не принудит ее, не то время. Скоро все переменится.

Они слушали, как бьются их сердца, как струится кровь в жилах. Украдкой пробрался он в хату, оставив Марийку с Максимом стеречь около ворот. Как только постучали в окошко, выбежал в садик и ушел через огороды. Уже возвращались из церкви.

...Пахнут выбеленные солнцем полотна. Орина еще девушкой пряла, с малых лет была работящей. Сестренка держала перед ней тяжелый сувой, а Орина в легком забытьи наклонила лицо. После разговора с Павлом она словно ожила, велела Марийке подать пучки целебных трав, собранных дедом Савкой, - они тоже пахнут. Все в хате стало Орине родным и милым.

Встреча с Павлом согрела женщине сердце. Зажмурив глаза, она лежала неподвижно - не то дремала, не то грезила, ласкала себя мыслью о том, что давно уже ходят отрадные слухи и времена изменятся. Может, на самом деле настанет еще для Орины счастливый день?

Когда Лукия, чтобы начать разговор, сказала, что Орина больна, рыхлая Ганна едва отозвалась, засопела, нахмурилась. Калитка волком посмотрел на сваху.

- Дьявол заманил, хвостом под носом покрутил! - взъелась Ганна.

Ульяна уже осведомила домашних, что, когда Чумаки пошли в церковь, Павло наведался к Орине.

- С поджигателем связалась! Он под заборами валяется!..

Разъяренная сватья поразила материнское сердце тяжелыми упреками:

- Ты не углядела за дочерью, еще когда она была в девках, и теперь сводничаешь!

Тяжелое оскорбление легло на сердце женщины, ее охватила жалость к дочери: уж если сватья так обращается с матерью, что же терпела дочь?

- Кабы настоящий муж, он бы на аркане приволок жену, шкуру бы спустил! - не унималась Ганна.

Яков Калитка, может быть, и на самом деле пошел бы за Ориной, но брат Максим, узнав, как издевался Яков над сестрой, пригрозил поломать ему ребра и оторвать голову, если тот когда-нибудь заявится к ним на двор или побьет сестру.

Лукия уже давно убедилась, что не житье Орине в доме у Калиток, и поэтому обратилась к сватам со словами благоразумия. Она с трудом сдерживала себя, приступая к важному разговору. Все ж таки мать не враг своей дочери. Орину не смирить побоями, и так вся избита. Пусть поделят с сыном дом, дадут молодым земли, скота или пусть поставят новую хату, чтобы не было грызни, срама и издевательства над дочкой. Сколько на Калиток работала, здоровье потеряла, а теперь пойдет голая?..