Не на Дороша ли, часом, намекал?
Кто отважится после столь убедительного предупреждения сунуться в бригаду?
- Пусть Текля и дальше полем заправляет! - сказал седоголовый дедусь.
"Пусть Текля ведет бригаду!" - потребовало собрание.
Потемнело в глазах у Родиона. Как! Собрание осмелилось пойти против председателя!
- Не будет по-вашему! - твердо заявил он.
- Не будет и по-вашему! - отрубил Павлюк.
- Ты что же, против руководства? Против райцентра? Против Урущака? Это он дал сигнал переизбрать бригадира, - грозно напустился на Павлюка председатель.
Собрание насторожилось - как бы Павлюк опять не накликал беды на свою голову.
А Павлюк без малейшего колебания разражается критической речью по адресу Урущака, доказывая полную его несостоятельность в деле руководства колхозами. Кое-кого мороз подирает по коже от подобной дерзости. У Родиона перехватило дыхание. Он сделает из этого должные выводы. О самом Урущаке отважился говорить Павлюк с таким неуважением.
Пререкания Павлюка с Родионом привели в ярость кладовщика.
- Не видать Текле Москвы! - завопил Игнат.
Да и Родион спохватился - он здесь председатель или кто? - и напустился с угрозами на тех, "что подняли бучу".
- Павлюк с Марком сорвали собрание! Это им так не пройдет. Я поставлю на своем! Не быть Текле бригадиром! Ведь правление же одобрило... Все равно райзу прикажет...
- Одобряйте себе сколько влезет! - закричали колхозники, обступили Теклю, заслонили, словно взяли под свою защиту, и пошли провожать до дому.
Согретая людской лаской, девушка шагала в центре толпы, грустная, притихшая, озираясь во мраке - и куда это Марко запропастился?
Санька, взбешенная, исчезла. Мать ее с Татьяной, женой кладовщика, подались за мужьями.
Родион с кладовщиком и завхозом плелись в стороне, нехотя перебрасываясь словом-другим, лишь бы не молчать.
Селивон:
- Павлюк настоящий поход против нас затеял.
Соломия:
- Слух идет - с жалобой на Урущака обратился.
Татьяна с злой усмешкой бросила:
- Поможет, как бабе кадило.
Кому лучше знать, как не жене кладовщика!
- У нас все начальники в Лебедине задобрены, - прибавила она с хохотком.
35
- Запущен сад - и в яблоке вкуса нет! Запах не тот, окраска.
Мусий Завирюха делился с друзьями своим горем. Свет не мил стал человеку. Пастух Савва тоже разгоревался - очень близко к сердцу принял горькие признания приятеля.
Тракторист Сень спрашивает:
- А что говорит Родион Ржа?
- Говорит - в поле трактор нужен.
- А в саду - нет?
И снова пускается Мусий Завирюха объяснять то, что каждому и без того ясно:
- Сорняк тянет соки. А тут еще засуха... Худосочное яблоко уродилось, мелкое, какая у него витамина, разве что на взвар пойдет. Это ж какие убытки! Пробуешь яблоко - глаза на лоб лезут, рот вяжет, горькое, кислое, нутро выворачивает. Не каждый понимает, что яблоку не хватает железа. Дождей не было - и кислоты не растворились. Дожди-то пошли уже в жнива.
- Неужели Родион того не понимает? - спрашивает пастух.
Но Мусий Завирюха, похоже, ничего не слышит, свое продолжает:
- Если яблоко сильное, от него аромат - уму помрачение. Идешь садом, земли под ногами не чуешь.
Садовник Арсентий мечтает о том времени, когда о садах будут так же заботиться, как о зерновом хозяйстве.
- Фауна наша такова, что необходимо на зиму копать ямки, а сажать весной, - дельно замечает Мусий Завирюха.
Все затаив дыхание внимательно слушают, заинтересованные необычными для сельского уха словами - фауна, фаза и тому подобное.
Изумленные друзья узнают, что для сада требуется в шесть раз больше воды, чем для зерновых культур.
- Так наука утверждает, - говорит Мусий Завирюха, - и я с нею согласен!
Всякому известно - с давних пор Мусий Завирюха в великой дружбе с наукой. Еще в бытность свою председателем комбеда он держал речь в Народном доме, когда пионеры получили знамя из Москвы. "Не забывайте никогда, детки, - сказал тогда Мусий Завирюха, - как рыба без воды, так и мы не можем жить без науки! Любите советскую власть, и вы будете всегда счастливы! Вот мое слово". Да... Это еще не все. Тогда же в Народном доме он проводил антирелигиозную пропаганду. С той поры еще, когда парнем был, не мог забыть: в церковь, бывало, набьется народищу - для креста руки не поднять. Деревенская женщина последнюю копейку несет на свечку, а дома керосину нет, соли нет. А ведь продала последнее пшено на базаре. И верующие не без внимания слушали его лекции. Дело известное - живут на хуторах, в глуши, куда никакая наука не доходит.
Читать дальше