Лев Остерман - О, Солон ! История Афинской демократии

Для нас критерий «богатства и силы», разумеется, неприемлем, да и лишен смысла. Но если вернуться к исходному требованию Солона — компетентности и достоинства тех, кому вручается власть в государстве, то политическая концепция Солона и Аристотеля становится вполне современной. Но вернемся к реформе Солона. В своде его законов есть и такие, где видна забота о нравственных основах общественной жизни. Есть, например, закон, наказующий пассивность или безразличие к судьбе общества: «Из основных законов Солона, — пишет Плутарх, — особенно характерен и странен закон, требующий отнятия гражданских прав у гражданина, во время междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другой партии. Но Солон, по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к общему делу, оградив от опасности свое состояние…» (Солон. XX) Мне кажется, что Плутарх не совсем прав, предполагая лишь осуждение обывательского эгоизма. И вряд ли своим законом Солон, только что погасивший начало гражданской войны, хотел придать размах будущим вооруженным столкновениям. Представляется другое. Знакомясь с политической жизнью и историей многих народов, Солон, вероятно, не раз наблюдал, как кучке заговорщиков удавалось подчинить себе целый народ только потому, что граждане были разобщены. Каждый сомневался, не окажется ли он в одиночестве, выступив против притеснителей. Если же, опасаясь бесчестия, они сумеют преодолеть свою нерешительность и возьмутся за оружие, то окажутся в таком большинстве, которое легко обратит в бегство узурпаторов. Еще один закон разрешал любому гражданину привлечь к суду не своего обидчика, а того, кто нанес урон другому, даже совсем постороннему человеку, т. е. выступить на защиту любого пострадавшего. Закон призывал граждан к взаимопомощи и сочувствию. Сам Солон, видимо, придавал большое значение духу этого закона. Когда его спрашивали, в каком государстве жизнь устроена всего лучше, он отвечал: «В таком, где за обижаемых не менее их самих вступаются и наказывают обидчика люди, не задетые этим лично».(Там же, XVIII) При заключении брака Солон запретил требовать приданое, разрешив невесте взять с собой только три платья и несколько недорогих вещей. «По его мысли, — пишет Плутарх, — брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей; сожительство мужа с женой должно иметь целью рождение детей, радость, любовь».(XX) Реформы Солона подрывали традиционную родовую организацию в Аттике, а тем самым и власть родовой аристократии. Особенно важен был закон, разрешавший произвольное завещание земли. Раньше земля была собственностью рода и завещатель мог ее передать только тому, кто принадлежал к его роду. Новый закон о завещаниях утверждал частную собственность на землю. Между прочим, в этом законе была оговорена недействительность завещания, составленного в состоянии болезни, принуждения или… под влиянием женщины (!). Солон понимал, что скудная земля Аттики не сможет прокормить растущее население и потому будущее Афин должно быть обеспечено развитием торговли с внешним миром. Поэтому его законы поощряли занятие ремеслами, к чему до той поры афиняне относились с высокомерным пренебрежением. В частности, ремесленникам-иностранцам, переселившимся в Афины со всем имуществом и семьей, он предоставил полное афинское гражданство. Один из законов освобождал сына ремесленника от обязанности содержать в старости своего отца, если тот не обучил его ремеслу. В законах Солона ничего не говорится о рабах. В ту пору их еще было очень мало — главным образом женщины в услужении у аристократов и пастухи. Законы Солона спускались даже до таких, казалось бы малозначащих, бытовых подробностей, как запрещение брани и словесных оскорблений в судах, правительственных местах и общественных процессиях. За нарушение закона был назначен штраф в пять драхм — сумма по тем временам немалая, равная стоимости быка. Из них три драхмы шли в пользу оскорбленного, а две государству. Впрочем, по сравнению с отмененными Солоном законами Драконта, где даже мелкая кража каралась смертью (отсюда наше искаженное выражение «драконовы законы»), наказание за брань было не слишком суровым. Плутарх так комментирует снисходительность законодателя в этом случае: «Нигде не сдерживать гнев — это признак человека невоспитанного и необузданного; везде сдерживать — трудно, а для некоторых и невозможно. Поэтому законодатель при составлении закона должен иметь в виду то, что возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с пользой, а не многих — без пользы».(XXI) Стремление найти решения общественных проблем, приемлемые для подавляющего большинства граждан и в наименьшей степени опирающиеся на принуждение, характерно для всего законодательства Солона — в большом и малом. Впрочем, разумеется, даже лучшие из законов не могут быть по душе всем без исключения, и Солону, по-видимому, приходилось проявлять определенную твердость духа. У Плутарха мы читаем по этому поводу следующее: «Хотя он отказался от тирании, однако во время своего правления не проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным и в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал. Там, где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил ничего нового, из опасения, что „если в государстве перевернуть все вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место“ и упорядочить наилучшим образом. Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету, можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке, не должны были встретить сопротивления. По этому поводу он сам говорит: „Я принуждение с законом сочетал!“ Вот почему впоследствии, когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он ответил: „Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять“».(XV)