- Ага! Околела?
- Нет, без вести пропала, из местечка пропала, исчезла, будто ее кто языком с земли слизал. Скоро после этого появилась за Днепром ворожея, знахарка, очень похожая на Рохлю, и стала шептать православным людям, и лечить православных, и кому ни пошепчет, кого на напоит зельями - все умирают, никто не выскочит, лоском ложатся, словно тараканы от мороза в московской избе. И много уже лет ходит она, изводит честной народ, приходит ночью на каждую свежую могилу и хохочет, окаянная, и веселые песни поет.
- Ух! Сила крестная с нами! Что ж ее не изведут-то?
- Попробуйте, пане. Где видано спорить с нечистою силою!.. А вот сын ее прикинулся христианином, зажил меж казаками, как наш Герцик.
- Не мешай Герцика! Я тебе раз сказал, не говори худо о Герцике; я знаю, все не любят Герцика оттого, что он мне верно служит, что я ему и отец, и мать, и родина, а это другим не нравится; другие рады продать полковника за люльку тютюну (трубку табаку), за чарку водки - вот что я раз сказал и не отступлюсь от слова, пускай на меня грянет гром, и сто тысяч бочонков чертей расщиплят мою душу, как баба с курицы перья, если отступлюсь... Я сказал - и будет так! Мое слово крепко...
Полковник запил последнюю фразу чаркою настойки и быстро начал ходить по комнате. Гадюка замолчал, стоя у порога, и угрюмо смотрел исподлобья на полковника.
- Ну, что ж? - говорил полковник, садясь на кровать.
- Было из-за чего сердиться, - сказал Гадюка.
- Я не сердился, я только сказал, что я человек характерный - и все тут.
- И без того все это знают.
- И хорошо делают. Ну, что ж?
- Ничего. Моя быль хоть и кончена. Известно, может, и выдумка, а может, и правды зерно есть...
- Разумеется, сказка! Где же сын?
- Живет между казаками, морочит добрых людей; это еще бы ничего, а то говорят....
Но сказка Гадюки не кончилась: дверь в светлицу с шумом распахнулась, и часовой казак грянулся на пол, став на четвереньках перед кроватью полковника; за ним в дверях стоял вооруженный седой запорожец.
- Вот тебе, дурень, на орехи! - говорил запорожец, поглядывая на часового, который карабкался по полу, силясь встать. - Выдумал, дурень, не пускать запорожца к пану полковнику. Здоров, пане!
- А ты как смел входить, когда не приказано?
- А как смеет ходить ветер по полю? Небойсь, спрашивается у гетмана?.. А запорожец - родной брат ветру; я и к кошевому хожу, коли дело есть, не спрашиваясь; я не баба, не приду болтать о соседках. Дело есть, нужное дело - вот и все.
- Посмотрим, какое там дело! Посмотрим, Гадюко.
- Два дела есть у меня, - сказал Касьян. - Первое: вели скорее запирать ворота, вооружай людей - татары идут...
- Где они там у дьявола?
- До сих пор, чай, уже грабят твой полк. Вчера ночью они должны перебраться через Днепр.
- Не велика важность! - сказал полковник, вопросительно посмотрев на Гадюку. - Не видали мы этой дряни ..
- Хорошо сказано, - отвечал Касьян, - так зачем же ты просил помощи у запорожского товариства и зачем я, дурак, скакал сюда, почитай, от самой Сечи, на переменных конях, по приказу кошевого Зборовского?
- А ты чего тут стоишь? - закричал полковник на часового - Ворона! Ступай на двор и вели трубить тревогу.
Казак вышел.
- Ну, коли ты от Зборовского и знаешь наши нужды, то спасибо тебе за весть, хотя она и не очень приятна. Да не оставляй нас, погости; при обороне города один, говорят, запорожец в деле стоит десяти простых человек.
- Дело известное! - отвечал Касьян.- Теперь другое: кланяется тебе твоя дочь.
- Дочь? А она жива?
- Жива, и здорова, и...
- Ну, пойди сюда, обними меня, братику! Слава богу, что жива она, а о ее бабских делах расскажешь после: теперь надобно Лубны спасать; слышишь, трубят тревогу!..
- Это по-нашему, по-запорожски, лыцарские речи, пане полковник!
- А ты как думал, брате?.. - самодовольно отвечал полковник. - И у нас души запорожские!
И они вышли на широкий двор, где на возвышении стоял трубач и трубил тревогу; народ стекался отовсюду на двор
Часто в Малороссии, проезжая степи весною, вы услышите пронзительный, отчаянный вопль: Татары йдут!_ Осмотритесь - и никого не увидите, кроме двух-трех мальчиков, пасущих скот, вовсе не похожих на татар, но в этом вопле так много грусти, отчаянья, безнадежности, что он, верно, надолго останется у вас в памяти. Это последние отголоски тяжких, страшных воплей, оглашавших некогда села Малороссии, это крик, переданный от деда внуку, от отца или матери сыну; это вопль, потерявший уже все свое значение, перешедший в игру, в детскую забавку, но сохранивший в своей музыкальной стороне еще много правды; сердце ноет, замирает, слушая его: это новая, красноречивая строка из истории бедной стороны... Хотите знать, для чего кричат мальчики: "Татары йдут"?
Читать дальше