Юрий Шевцов - Новая идеология - голодомор

Признав голодомор геноцидом, приходится признать совершенно новый для Восточной Европы исторический счет. Моральное оправдание получает в нем необходимость тотального противостояния коммунизму и Москве. Из этой парадигмы выводится совершенно новая миссия украинской культуры в Восточной Европе: противостоять коммунизму абсолютно, тотально, бескомпромиссно.

Голодомор привносит в Восточную Европу тотальный национализм, которого до появления этой концепции там не знали (за исключением германского нацизма). Голодомор превращает украинский национализм в своего рода тоталитарную идеологию, придает украинской культуре тотальную нетолерантность по отношению к Советскому Союзу и неизбежно к России как его наследнице. Нация, заточенная на тотальное противостояние иной нации или идеологии, – это нация, которая носит внутри себя возможность тоталитарной идеологической трансформации и в политике. Носит в себе моральное оправдание реваншизма.

В конкретной культурной ситуации Украины это означает, что украинская националистическая идентичность, включившая в себя голодомор, несет сильнейшую угрозу насильственного подавления людей советской культуры в самой Украине. А также – конфликтность с теми культурами вне Украины, которые сохраняют преемственность по отношению к советской культуре. Например, к тем, кто полагает полностью морально оправданной войну советского коммунизма против нацизма. «Голодоморная» Украина обязательно культивирует напряженность, даже враждебность к России, сохраняющей преемственность исторической традиции.

Признание голода 1932–1933 годов геноцидом украинского народа неверно фактологически. Это лишь истероидная метафора. В идеологии коммунизма не была заложена геноцидальная составляющая по национальному или расовому признаку. В практике коллективизации не ставилась задача геноцида украинцев. Голод 1932–1933 годов не был голодом, специально организованным против украинцев.

Голодомор уводит украинскую культуру в сторону от европейских ценностей, от чувства реальности. Он закладывает в украинскую идентичность механизм силового подавления реалистичности.

«Голодоморная» Украина, стремясь в Европу, противостоит всей Европе, ожидая от нее поддержки своих неверных оценок и не располагая потенциалом, чтобы заставить Европу принять черное за белое, свою оценку истории за реальность. И это не может не истощать украинскую культуру.

Голодомор закладывает сильную и бесперспективную конфликтность внутрь украинской культуры, ослабляя ее способность договариваться с другими культурами и жить совместно с ними в мире и взаимодействии. Консолидация украинской культуры вокруг тезиса о голодоморе – это парадоксальный путь к весьма радикальному национализму.

Почему голодомор как концепт оказался способным распространиться в 1990-х годах на Восточную Украину? Почему он закрепился в современной украинской государственной идеологии, возобладавшей после «оранжевой революции»?

Видимо, именно концепт голодомора оказался в 1990-х годах формой восстановления крестьянской идентичности восточноукраинского города, рухнувшего в деиндустриализацию. Городское население индустриальных центров Восточной Украины на массовом уровне сохраняло память о своем крестьянском происхождении, но потеряло память о реальной жизни в деревне. Деиндустриализация в городах проходила параллельно с распространением либеральной идеологии через СМИ и множество социальных институтов. Эта идеология подразумевала отрицание колхозов и крупного производства вообще.

Горожане Восточной Украины были заброшены в мифологическое пространство, в рамках которого определяли себя сторонниками «фермерского пути развития деревни». При оценке коллективизации они, на символическом уровне, становились на сторону кулачества, уничтоженного в ходе коллективизации. Положительные последствия коллективизации и личный опыт их семей отходили на второй план. Семантическая деколлективизация, происшедшая в городах Восточной Украины в 1990-х годах, привела к активизации в массовом сознании горожан как бы кулацких представлений о развитии деревни.

Постсоветский либерализм в целом был направлен на противопоставление индивидуума коллективу. Применительно к оценке деревни это означало переход массы горожан к абсурдным, непроверенным личным опытом симпатиям к фермерскому пути развития деревни, к ненависти к колхозам и страху перед коллективом. Украинский город вернулся в состояние духовной анархии, свойственное деревенской культуре. Анархия, аполитичность, локальная и «клановая» идентичность при немалой степени мракобесия – все это превратило мелкого предпринимателя – горожанина Восточной Украины 1990-х годов в своего рода доколлективизационного крестьянина.