Е Громов - Николай Губенко - Режиссер и актер

Первоначально и сценарий, и фильм назывались "Повторение пройденного". В это название можно было вложить тот смысл, что авторы вместе со своими героями стремятся как бы заново пройти дорогой отцов. Но возможно была и совсем иная трактовка заглавия. Как повторение, хотя и в другом аспекте, уже известного по другим фильмам, по тому же "Председателю". Однако повторений в искусстве никто не любит. Да и Шукшин вкупе с Губенко были не теми людьми, которые хотят кого-то повторять. В заглавии сценария таился некий полемический оттенок, хотя и несколько зашифрованный. Но понятный кинематографистам. Шукшин и Губенко, его соавтор по сценарию, достаточно определенно указывали, что повторять "Председателя" они не намеренны.

В окончательном варианте фильм назвали "Пришел солдат с фронта", что, правда, звучало для публики не слишком зазывно. Опять солдат и опять с фронта? И снова приходящий в разоренное село? Но, в конце концов, дело не в названии. Забегая вперед, отмечу, что дебютная картина Губенко имела неплохую прокатную судьбу и положительную прессу. Молодой режиссер получил в 1972 году премию Ленинского комсомола и в 1973-ем - Государственную премию РСФСР имени братьев Васильевых. Ныне нередко к подобным награждениям относятся с известным предубеждением: дескать, они давались лишь за угодные властям художественные произведения. Это - верно. Но верно и другое: среди них было, наряду с коньюктурными, ремесленными подделками, и немало вполне достойных, эстетически ярких фильмов, романов, поэм. "Калина красная" получила (посмертно для ее создателя) Ленинскую премию, высшую награду того времени. Но и сегодня последний фильм Шукшина оценивается и критикой, и зрителями как значительное, даже я бы сказал, классическое творение экранного искусства. Разумеется, не стоит равнять этот фильм с дебютной картиной Н. Губенко, однако за полученные премии режиссеру стыдиться нет основания.

Тем не менее, "большое" киноведение не очень-то жаловало его фильм своим вниманием. Он даже не упомянут в коллективной монографии "Советское кино. 70-у годы", подготовленной солидными авторами. Если верить данной монографии, то выходит, что Губенко-режиссер начинается лишь со своего третьего полнометражного фильма "Подранки". (Строго говоря, "Пришел солдат с фронта" - не первый режиссерский опыт Губенко. Во ВГИКе он поставил, и с немалым юмором, короткометражный фильм "Настасья и Фомка". Это был его режиссерский диплом, он был отмечен Призом Всесоюзного государственного института кинематографии за лучший дебют.)

Ничего существенно нового не обнаружил в картине "Пришел солдат с фронта" и Лев Аннинский. Его восхитили отдельные эпизоды, но, в общем, она, по мнению критика, не шла дальше "умелого повторения среднестатистических мотивов", "вариаций общепринятого на должном уровне".

Я вовсе не собираюсь превозносить "Пришел солдат с фронта" как некий непонятый шедевр. Более того, соглашусь я и с оценками Аннинского. Фильм Губенко - это, как говорят в своем кругу кинематографисты, - крепкий середняк. И сегодня, возможно, его смотреть трудно. Вместе с тем, было в этом фильме и кое-что существенное, шукшинское, ускользнувшее тогда от внимания критики. Или, во всяком случае, ею несколько недооцененное. Об этом будет сказано позднее, по ходу дела. Но прежде есть смысл остановиться на творческих спорах о поэтике кино, в атмосфере которых рождалась лента Губенко.

Теперь, в 2002 году, творческие работники отечественного экрана спорят друг с другом гораздо меньше, а тридцать-сорок лет тому назад дискутировали много. И об этих дискуссия, практически неизвестных новым поколениям, стоит вспомнить. Или не стоит? Зачем ворошить прошлое? Нет, забывать о нем не надо. Оно несет в себе и немало любопытного, даже поучительного.

***

Помню жаркие дискуссии 60-70-х годов по вопросам художественности. Что это такое? И как ее добиваться в кинематографе, литературе, живописи? Конечно, эти дискуссии были вызваны внутренними потребностями самого развития искусства. Они велись и на Западе. Там происходила своего рода смена модернистской моды на постмодернистскую, что отнюдь не всеми тогда осознавалось. Мы, в Советском Союзе, все отчетливее понимали, что нельзя послушно следовать догмам социалистического реализма 30-50-х годовв, что наступила иная эпоха, которая требует нового художественного языка для своего выражения.

Стоит сказать, что чисто эстетические дискуссии имели под собой и социальную подкладку. Они служили определенным выхлопом творческой активности. Ведь споры политического порядка, - о судьбах страны, об ее будущем, постепенно и жестко сводились на нет, настойчиво загонялись вглубь. Загонялись в буквальном и переносном смысле на интеллигентские кухни. Собственно же эстетические дебаты властями пока еще допускались. Тогда, в частности, велись серьезные споры об условности, о мере и возможности художественного отхода от жизнеподобие. Отчасти я уже этой темы касался раньше, говоря о Театре на Таганке. Теперь попытаюсь развить сказанное.