Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии

Мало того, что этот тип ведения хозяйства тоже не давал особых возможностей для развития. И в XVI–XVII вв., и даже в XVIII–XIX вв. по-прежнему не было необходимости в интенсификации хозяйства. Можно было просто перенести привычные формы хозяйства на почти не населенные, практически не освоенные пространства востока и северо-востока — в первую очередь Приуралья и Сибири.

В результате многих вопросов развития «как будто» можно было и не решать. Древние уравнительные принципы постоянных переделов земли, отказ закреплять землю в пользование отдельных семей и частных лиц, абсолютное господство коллективного землевладения были возможны… Ровно потому, что не было действительно острой необходимости получать все больше продукции с тех же или даже меньших площадей. «Избыточное» население всегда могло «выселиться» на еще свободные земли.

Переселенческая политика П.А. Столыпина показывает, насколько серьезно относились к идеям «земельной тесноты» и переселенчества во всех слоях русского общества. Даже культурнейший, образованнейший представитель придворных и правительственных кругов, проводивший политику передачи земли в частные руки, развала общины и модернизации всего русского общества, считал жизненно необходимым дополнять эту политику облегчением переселиться на «свободные» земли для тех, кого его же политика лишала прежнего места в жизни. То есть, помимо необходимости трудиться интенсивнее, искать новые социальные и экономические ниши, столыпинская политика одновременно давала возможность избежать этих трудных, неприятных действий и просто переносить привычные формы хозяйствования и жизни в Сибирь и на Дальний Восток.

Приходится признать, что невероятно долго сохранявшиеся, дожившие до XX века установки на экстенсивное природопользование вовсе не свойственны западным украинцам-волынянам. Но зато очень свойственны великороссам.

На Северо-Востоке Руси волей-неволей приходится быть коллективистом. Уже потому, что в континентальных областях начинается зона рискованного земледелия. Бешеная работа «на рывок» ведется без гарантированного результата, и в любой год может «хлопнуть» неурожай.

Неосвоенные и мало освоенные земли физически недоступны одному человеку, даже семье. Чтобы прорываться в земли, населенные угорскими охотниками, поднимать целинные земли, а потом отбиваться и от муромы, и от татарских набегов, приходится действовать сплоченной группой, не расчлененной на индивидов. Взаимовыручка, взаимная поддержка были везде; вопрос, в каких соотношениях с ценностями индивидуализма. На Северо-Востоке баланс был один, в пользу общины. На Киевщине, тем более на Волыни, — совсем другой.

Поднимать целинные и залежные земли было под силу большесемейной общине. Женатые братья в такой общине не расходились и не начинали вести отдельные хозяйства. Десятки людей, несколько взрослых мужчин со своими сыновьями, жили вместе, во главе с дедом — большаком. Большак оставался непререкаемым авторитетом при распределении работы, при разделе ее результатов. Он же отвечал за всю семейную общину перед властями.

Большесемейная община была удобна и властям. Через глав общин, большаков, гораздо легче было управлять людьми, чем имея дело с каждым работником по отдельности.

Групповщина, идеализация жизни в «обчестве»; требование от индивида отказаться от развития своей личности, от экономической и социальной самостоятельности во имя жизни в коллективе. Культивирование общинных ценностей и представлений; глубочайшее недоверие к индивидуальности. Неодобрение, насмешливость к любым проявлениям «самости». Стремление любой ценой доказать «неправоту» всякого, кто пытается жить не в группе. Мстительность, злоба по отношению к «предателям», которые все-таки выломились из общины, — все это естественнейшие черты общественного мировоззрения; они просто не могут не сложиться.

Северо-Восточная Русь исходно оказывалась некой мировой провинцией. Не «провинцией Руси», а именно провинцией мировой, цивилизационной. Слишком долго надо было идти в глухие леса Волго-Окского междуречья, слишком далеко находились любые центры цивилизации от Владимиро-Суздальского княжества. Это было свойственно уже Киевской Руси, на Северо-Востоке черты изоляции, провинциальности умножились многократно.

Ведь Северо-Восток Руси поневоле имел дело не с центрами иных цивилизаций, а с их перифериями. Не с Римом, а с Вильно; не со Скандинавией, а с Новгородом; не с Византией, а с Юго-Западной Русью, в лучшем случае — с Болгарией.