Роман Гуль - Азеф

Он перешел на обратную дому Савинкова сторону. И шел походкой вора, идущего на дело. Он кутался в тени домов, подъездов. Не доходя остановился. Отсюда видел: - окна квартиры Савинкова освещены, за ними мелькают человеческие тени. "Собрание. Может кончено?" Тени в окнах замелькали толпой. Отхлынули. Окна стали чисты и светлы. "Уходят". Азеф почти отбежал к следующему подъезду.

Он видел, как выходили. Узнал всех. "Боевики". Сердце захолонуло и упало. Вот - Савинков с непокрытой лысоватой головой, в одном пиджаке, провожает. Прощается с двумя женщинами - Рашель и Бэла. За ними - Вноровский, Слетов, Зензинов, Моисеенко. Услыхать хоть бы самое короткое слово. Он видел, как помахал рукой Савинков, повернулся и пошел в дом.

"Ерунда", - мотнул бычьей головой Азеф и наискось стал переходить улицу.

6

И все же сердце билось не оттого, что была крута лестница. Азеф поднимался тяжело, останавливался в пролетах поворотов.

В кабинете был зеленоватый полусумрак от стоявшей на письменном столе лампы. Азеф вошел за Савинковым усталой походкой. Лицо словно налилось водянистым жиром. И яркие, вывороченные губы казались краснее обычного. По лицу, походке Савинков увидал в нем волнение. Азеф сел возле стола, от абажура толстое лицо стало зеленым.

- Расскажи подробно обо всей этой гадости, - пробормотал он. - Как это меня измучило и разбило.

- Страшен чорт, Иван, да милостив Бог. Конечно неприятно, но сейчас у меня были боевики, для всех ясно, что Бурцеву при обвинении его судом, ничего не остается, как пустить себе пулю в лоб. Он даже сам так сказал Бэле.

- Так сказал? - скороговоркой проговорил Азеф.

- Да. Главный его козырь - охранник Бакай, бежавший из Сибири; он был сослан за связь с Бурцевым.

- Я ему давал деньги на побег, - пробормотал Азеф.

- Бурцев говорил, что ты приходил вместо Чернова. Он тебя и тут обвиняет, маньяк. Говорит, что департамент по твоему распоряжению дал телеграмму об аресте Бакая в Тюмени и будто только совершенно случайно Бакай бежал.

- Какая чепуха, - прохохотал Азеф. - Ну, а дальше?

Савинков рассказывал о суде.

- А что это за "сенсация"?

- Какая сенсация? Ах да, Бурцев называет это "сенсацией".

- Что это такое?

- Я не вправе это сказать, Иван.

- Почему? Ты дал слово?

- Дал.

-Жаль, - проговорил Азеф. Савинкову показалось, что Азеф побледнел, но свет был зелен, разобрать было трудно. - Опять какой-нибудь Бакай?

- Чиновник полиции.

- Высший?

- Довольно.

Азеф смотрел на Савинкова в упор.

- Неужели же ты мне не скажешь, Борис? Лопухин? - делая улыбку, сказал Азеф.

- Может быть, Лопухин. Я дал слово, Иван. Я тебе ничего не говорил.

Азеф отвел глаза, вздохнул животом, после молчания проговорил быстрым, гнусавым рокотом:

- Так ты говоришь, Кропоткин подозревает двойную игру с моей стороны?

- Да.

Азеф помолчал, ухмыляясь. И вдруг рассмеялся резко, звонко, на всю комнату.

- Да, конечно. Не очень то вы умны, чтобы вас нельзя было обмануть. Вас действительно ничего не стоит обмануть. Бурцев врет вам, приводит "сенсации", а вы... хороши товарищи. Ну, Кропоткин из ума выжил, ему все может придти в голову, а вы?

- Почему мы? Ты так говоришь, будто мы в отношении тебя что-то упустили?

- Мы не должны были идти на суд, - зло проговорил Азеф, - это была фантазия твоя и Виктора, что Бурцев будет разбит в две минуты и что я выйду из всей этой грязи сухой. Вам до моего душевного состояния не было никакого дела. - В мгновенном, змеином, плоском взгляде Савинков ощутил ненавидящую злобу, которую знавал нередко.

Азеф сидел, сложа руки на животе. Он был, как безобразный Будда.

- Ты бросаешь упреки, это только неблагодарность. Если ты думаешь, что тебя плохо защищают, иди сам на суд, опровергай вместе с нами, говори. Я считаю, что это было бы хорошей защитой дела.

Азеф взглянул на него искоса.

- Я думал, вы, как товарищи, с которыми пуд соли съел, защитите.

- Мы делаем все, что можем, Иван.

Азеф молчал. Савинков знал и этот переход от отчаянной злобы к ласковости, почти нежности. Азеф улыбался, не меняя позы. Потом хмурясь, проговорил:

- Так ты думаешь, лучше, если я явлюсь на суд?

- Конечно.

Азеф откинулся. Савинков увидал громадный, зобастый подбородок и шею в белом воротничке и красноватом галстухе.

- Нет, - проговорил он. - Этого я не могу. У меня нет сил на эту гадость идти, возиться. - И эту перемену Савинков знал, она была редка, но он ее видел. Азеф казался внезапно разбитым, подавленным.

- Эта история, - проговорил он, - меня совсем убьет, если вы не положите ей конец... Убить бы эту гадину Бурцева...