Василий Гурко: Царь и царица

Непоколебимо убежденные в том, что до 1906 г. власть русского самодержца была безгранична, Царь и Царица были оба того мнения, что Основные Законы 1906 г. существа этой власти ни в чем не изменили. Впрочем, последнее {35} было до известной степени верно, но как раз в обратном смысле: уже со времен Николая I, т. е. после кодификации наших законов Сперанским, pyccкие монархи по закону безграничной властью вообще не обладали.

О том, как относилась Александра Феодоровна к этому вопросу, можно видеть из следующего. Однажды, во время войны в Ставке Государыня подошла к Главноуправляющему Собственной Его Величества Канцелярией по принятию прошений, обращаемых к Монарху, В. В. Мамантову, и резко ему заметила, что подведомственная Канцелярия недостаточно внимательно относится к обращаемым к Государю через ее посредство прошениям, оставляя большинство из них без последствий. С своей стороны Мамантов поспешил ответить, что, кроме ходатайств о денежных пособиях, на удовлетворение коих имеется в ведении Канцелярии сравнительно незначительная сумма, все остальные прошения он имеет право докладывать Государю лишь после предварительного сношения с подлежащими министрами и выражения ими их мнения о степени допустимости отступления в каждом данном случае от общеустановленного порядка. Весьма недовольная этим ответом, Государыня резко сказала: "Кто обращает внимание на министров"? (т. е., в сущности, на законы, соблюдение коих они отстаивают).

Это в корне неправильное представление о власти русского Царя проистекало у Александры Феодоровны, как от незнания русской жизни, (причем, едва ли она даже когда либо прочла наши Основные Законы), так и от того обстоятельства, что, прибыв в Россию, она почти тотчас же превратилась в царствующую Императрицу, окруженную раболепным двором, где ни {36} один человек не решился разъяснить ей, что Россия не сатрапия, а власть Царя не есть власть деспота, основанная на личном произволе, но опирается на твердый закон, соблюдать который Государь обязан наравне со всеми своими подданными.

Если бы Императрица Александра Феодоровна хотя бы некоторое время прожила в России на положении супруги Наследника престола, она бы убедилась, что пределы личного усмотрения русского Царя строго определены в самом законе.

Александр III твердо стоял на почве охранения самодержавия, но одновременно он был и строгим блюстителем закона, законности и установленных правил и порядков.

Между тем, властная природа Александры Феодоровны никогда не могла примириться с возможностью ограничения в чем либо воли ее супруга. К этому вопросу она относилась, можно сказать, с болезненной напряженностью. Отсюда ее постоянные напоминания в письмах Государю: "Ты - самодержец, ты владыка и повелитель, ты - глава Церкви", "Ты - самодержец - помни это" "Как они смеют (члены Св. Синода) не исполнять твоих велений"? - Благодаря ее настояниям, приняты были Государем такие, по меньшей мере, произвольные решения, как личная отмена постановления Св. Синода о переводе иepoмонаха Илиодора из Царицына, где он определенно бесчинствовал, в г. Новосиль Тульской губернии. Узнав об этом решении, первоприсутствующий член Синода, Митрополит Антоний, был настолько им потрясен, что с ним случился удар.

(ldn-knigi - см. "Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II", (июль 1914 - дек. 1916) 2 тома, письма в оригинале написаны по-английски, перевод с английского В. Д. Набокова, Берлин 1922 год; в плане, ldn-knigi)

К категории подобного рода распоряжений относится и единоличное разрешение, вернее, {37} предписание, ставленнику Распутина, епископу Варнаве, канонизировать бывшего Тобольского епископа Иоанна Максимовича.

Оба эти решения вызвали множество толков и явное негодование как среди общественности, так и у иерархов церкви. Последовавшее после отречения Николая II, постановление Св. Синода, начинающееся со слов: "Божья воля совершилась" и заключавшее укоризну по адресу свергнутого строя, объясняется, надо полагать, именно этими явными вторжениями Государя в область вопросов, решение коих от светской власти не зависло.

Надо, впрочем, сказать, что взаимоотношения власти государственной, светской, олицетворяемой Государем, и власти духовной, сосредоточенной в Св. Синод, законом никогда точно установлены не были. Наше законодательство в этой области сплетавшееся с правом каноническим, никогда кодифицировано не было и представляло собою лес дремучий. За кодификацию этих законов принялся было один из помощников статс-секретаря Государственного Совета, князь Жевахов, признанный, между прочим, именно потому подходящим кандидатом на должность товарища обер-прокурора Св. Синода, но дело это завершения не получило.