Игвар Андерсоон - История Швеции

[22] В феодальном государстве политическая власть всегда принадлежит классу феодалов или дворянству, независимо от формы организации государственной власти. В данном случае феодальная аристократия добилась ограничения королевской власти с целью обеспечения самостоятельности крупных феодалов. Подобное ограничение власти короля — частое явление в истории феодального государства, ничего общего не имеющее с конституционной монархией, которая является особой формой буржуазного государства. И. Андерссон не понимает качественного отличия феодального государства от буржуазного, и поэтому для его книги характерна чрезвычайная путаница в терминологии. Так, в пределах данной главы речь идет не о шведской конституционной монархии в XIV в., а, по сути дела, о возникновении сословной монархии как особой формы феодального государства. — Прим. ред.

[23] «Ведущий класс общества» в формулировке автора означает в данном случае не весь господствующий класс феодалов, а лишь феодальную верхушку. — Прим. ред.

[24] Речь идет, конечно, не о народе, а о господствующей феодальной верхушке, которая фактически и пользовалась правом выбора короля, выступая от имени народа. — Прим. ред.

[25] Города получали от королей грамоты, дававшие им известные права самоуправления, в городах образовались купеческие гильдии и ремесленные цехи. Но и купцы и ремесленники были в то время в Швеции еще немногочисленны и небогаты. Большую и влиятельную часть городского населения составляли все же иностранцы, главным образом немцы и датчане, которые получили в Швеции исключительные торговые права. Приблизительно в это время начал возвышаться Ганзейский торговый союз, включивший в свою торговую сеть все важнейшие пункты Балтийского моря. Немцы проникли во многие области народного хозяйства Швеции. Они же положили начало и развитию шведской горной промышленности. Однако шведское купечество, интересы которого страдали от этого, вступило в борьбу с Ганзой. Дворянство (не родовое, а среднее и низшее) и верхушка свободного крестьянства поддержали купечество в его борьбе за «национальную» политику. И здесь снова столкнулись две силы: с одной стороны — низшее дворянство и крупное крестьянство, стремившиеся усилить централизованную королевскую власть, с другой — крупные феодалы и магнаты церкви, жаждавшие политической самостоятельности. Это столкновение на данном этапе окончилось победой крупной земельной знати и поражением короля Магнуса Эрикссона. — Прим. перев.

[26] Альбрехт Мекленбургский получил корону из рук шведской аристократии, дав заверения государственному совету, что будет править исключительно в интересах крупного дворянства и церкви. Начался период жесточайшей эксплуатации крестьянства, а вместе с тем и усиленного проникновения в городскую и промышленную жизнь Швеции немцев; последнее обстоятельство составляло предмет постоянных забот курфюрста Мекленбургского. — Прим. перев.

[27] И. Андерссон является апологетом идеи «скандинавизма», то есть политического объединения трех северных государств под руководством шведского монополистического капитала. Этим объясняется отношение автора к Кальмарской унии, в которой он видит прообраз своего политического идеала, хотя в этой унии господствующее положение занимала Дания и сама уния возникла на основе военно-феодальной агрессии. — Прим. ред.

[28] В дальнейшем автор все же уклоняется от прямого ответа на эти вопросы. Кальмарская уния трех скандинавских государств таила в себе ряд существенных противоречий, которые вскоре вылились в открытую борьбу между Швецией и Данией. Для Швеции эта уния была результатом компромисса между «национальными» кругами и феодальной знатью, но выиграла от нее только последняя. Это сказалось на всем дальнейшем ходе событий. Почувствовав себя гегемоном на Балтийском море, Дания, опираясь на шведскую знать, подчинила Швецию своей торговой политике. Феодальная знать попыталась установить в Швеции датскую феодальную систему с крепостническими традициями. Эта попытка вызвала волну крестьянских восстаний, во главе которых стоял рудокоп Энгельбрект Энгельбректссон. — Прим. перев.

[29] Именно то, что восставшие заключили это соглашение, не обеспечив соблюдения собственных интересов, было их ошибкой, которая сыграла не последнюю роль в последующем поражении восстания. — Прим. ред.