Владимир Бешанов - Год 1943 - «переломный»

Штат немецкой танковой дивизии предусматривал наличие в строю 16 932 солдат и офицеров, 200 танков и самоходных установок, 222 орудия (в том числе 101 противотанковое и 63 зенитных) и 54 миномета, 2147 автомобилей. Таким образом, танковая дивизия Вермахта по боевым возможностям превосходила советский танковый корпус и примерно равнялась механизированному. В составе немецкой моторизованной дивизии, имевшей 14 000 человек, 129 орудий и 108 минометов, весной 1942 года появился танковый батальон — 60 танков.

К январю 1943 года в Красной Армии имелось 24 танковых и 8 механизированных корпусов. Из них в действующих войсках находились 19 (14 танковых и 5 механизированных), и все — на юге, в составе Юго-Западного, Южного и Донского фронтов. Согласно приказу Народного комиссара обороны № 325 от 16 октября 1942 года, их следовало применять в наступлении на направлении главного удара фронта после преодоления общевойсковыми соединениями главной оборонительной полосы в качестве эшелона развития успеха«с целью разобщения и окружения главной группировки войск противника и разгрома ее совместными действиями с авиацией и наземными войсками фронта». В обороне танковые соединения самостоятельных участков не получают, а используются для контрударов. Главная задача корпуса — не бои с танками противника, с ними должна бороться артиллерия, а уничтожение его пехоты. Попутно, в порядке ликбеза для своих генералов, Сталин разъяснял, что применять танки необходимо на танкодоступной местности, что перед их применением следует проводить тщательную разведку и не следует практиковать лобовые танковые атаки, что все рода войск должны на поле боя взаимодействовать между собой, и даже то, что грузовики являются не боевыми машинами, а транспортным средством, потому мотопехота в атаку должна идти в пешем порядке. Танковые командиры обязаны максимально использовать такие тактические приемы, как скрытность, внезапность, маневр, максимальную скорость, интенсивный огонь из всех видов оружия.

Золотые слова! Правда, трудновыполнимые в стране, приученной жить под лозунгами: «Даешь встречный план!», «Догнать и перегнать!», «Выполним и перевыполним!» или «Повторяйте смело подвиг Гастелло!» Наши начальники любили еще такую «мудрость»: «Войны без потерь не бывает».

Приказ № 325 «сыграл важную роль в развитии теории боевого применения танковых войск». Более того, до самого ее завершения он оставался единственным основополагающим документом по боевому использованию танковых оперативных соединений и объединений. Вот только в практике наших полководцев, всегда нацеленных на территориальный результат, он никакой роли не играл. Танковые корпуса почти всегда бросали на неподавленную и неразведанную оборону, на минные поля и противотанковые орудия именно для того, чтобы, невзирая на потери, эту оборону поскорее прорвать. Маршал И.С. Конев, выражая свое несогласие со сталинским приказом, естественно, двадцать лет спустя, объяснял: «Я считал, что Ставка под давлением некоторых танковых начальников проявляла ненужные колебания, когда дело касалось ввода танковых армий в прорыв. Объяснялось это боязнью — добавлю, порой чрезмерной — подвергнуть танковые войска большим потерям в борьбе за передний край и за главную полосу обороны противника. Иметь такую технику и не использовать всю силу ее огня, маневра, а планировать прорывы так, как это делалось в Первую мировую войну, держа танки в бездействии, покуда пехота прогрызет оборону противника насквозь, — всегда мне представлялось ошибочным». В общем, по-другому, кроме как быть в избранном месте огромной плохо организованной массой, организовать прорыв не умели.

О менталитете советских генералов пишет Ф. Меллентин: «Они имели в своем распоряжении почти неисчерпаемые резервы живой силы. Русское командование может идти на большие жертвы и поэтому не останавливается ни перед чем». (В советском издании книги по поводу этой реплики возмущенная редакция сделала примечание: «Советские генералы и офицеры всегда проявляли разумную инициативу в бою и стремились добиться победы малой кровью».)

На обе ноги хромала скоропалительная подготовка командного и личного состава, который не умел толком пользоваться связью, стрелять, ездить, наблюдать, ориентироваться и принимать оптимальные решения на поле боя. Вот немец, едва приехав из Северной Африки, посмотрел, сравнил и пришел к выводу: «У русских экипажи танков, особенно в механизированном корпусе, вряд ли вообще проходили какую-либо подготовку». Не так прямо, но об том же при разборе Козельской наступательной операции говорил командующий 3-й танковой армией генерал П.С. Рыбалко: «Надо воспитывать экипажи в духе дерзости, решительности ходить только на высоких передачах, подготовку механиков-водителей построить сейчас таким образом, чтобы ниже 20 км/ч они не ходили. Нечего бояться перерасхода моторесурсов. Для страны и армии никакой выгоды нет, когда танк погибает на поле боля, имея 90% в запасе моторесурсов. Он и погибает потому, что механик-водитель не обучен.Лучше будет, если мы моторесурсы разделим пополам, половину моточасов оставим на повышение квалификации механика-водителя, второй половины моточасов будет достаточно, чтобы танк с честью выполнил свои задачи и остался целым бы… Танкистам привить такой закон, что танк на поле боя, если он не представляет из себя вкопанную огневую точку, стоять не имеет права и не стрелять не имеет права».