Вик Спаров - Полная история масонства в одной книге

Все труды Сен-Мартена проникнуты глубокими ностальгическими настроениями, тоской по утраченному первозданному райскому состоянию, когда «человек был родственным Богу духом, наделенным светлой и чистой плотью» и божественная сущность отражалась в нем, словно в чистейшем зеркале. Этот незамутненный божественный свет человек передавал непосредственно самой природе, так что все без исключения уровни мироздания находились в состоянии органического равновесия и взаимообогащения. Следствием же грехопадения (а в его трактовке Сен-Мартен придерживался чисто христианских канонов) явилось то, что человек осквернил всю природу, и она с той поры погрузилась в своего рода сомнамбулический сон: «Природа безмолвствует, говорит только Солнце». Все видимые формы и сущности утратили свои первоначальные качества, сохраняя в себе лишь остаточные следы («припоминания») о своем изначальном непорочном бытие.

Чтобы отыскать эти следы и пробудить их в себе, человек должен пройти через определенный и последовательный цикл внутреннего развития, ведущий его от низшего состояния (Сен-Мартен называет его человек увлекаемый, то есть лишенный внутренней точки опоры) через состояние человека желания (когда он твердо знает, чего хочет) к состоянию нового человека (которое характеризуется необратимостью совершающихся в нем реинтеграционных процессов). А венчает это восхождение человек-дух, живое воплощение идеала полностью «реинтегрированной» личности. Лишь на этой стадии окончательно и бесповоротно рассеются злые чары, удерживающие его в том ущербном состоянии, которое он воспринимает как единственную объективную данность.

При этом Сен-Мартен как истинный оккультист постоянно подчеркивает, что человек, «следующий путем Божественной Премудрости», прежде всего должен полагаться на собственные духовные усилия и не уповать на то, что стоит только пожелать, как ему на помощь явятся добрые духи, которые разом откроют ему все секреты мироздания. Никакая, даже самая сильная магия и самая изощренная метафизика, предупреждает он, не помогут, если не будут сопровождаться ежедневной и ежеминутной рутинной работой над собой, над своими слабостями, несовершенными качествами и поступками.

Из этого постоянного противопоставления человека внутреннего человеку внешнему, которое столь характерно для учения Сен-Мартена, вытекает, по его убеждению, тот факт, что любой уважающий себя эзотерик должен быть чужд какой-либо формальной обрядности вкупе с традиционными «тайными науками», и этот постулат резко обособляет мартинизм среди всех современных ему мистических течений и движений. Эта установка на пересмотр прочно укоренившихся к тому времени в массовом сознании стереотипов, ассоциирующихся с понятиями «мистик» и «посвященный», нашла отражение в следующем высказывании Сен-Мартена: «Мое предназначение в этом мире состояло в том, чтобы естественным путем привести человеческий дух к вещам сверхъестественным, которые принадлежат ему по праву, но идею о которых он совершенно утратил».

Несмотря на все неоспоримые нравственные и литературные достоинства сочинений Сен-Мартена, в них все же чувствуется влияние других, более мощных и независимых, чем он сам, умов и учений, в первую очередь мистицизма Якоба Бёме (к его «Авроре» он даже написал комментарии), и романтической натурфилософии Шеллинга. Любопытно, что русский философ В. В. Розанов в своей знаменитой книге «Люди лунного света» описал человеческие типы, подобные личности Сен-Мартена, назвав их «урнингами». Для них характерно отсутствие ярко выраженных физиологических влечений, которые компенсируются необычайно интенсивной внутренней духовной работой, делающей их своего рода «монахами в миру». Судя по всему, Сен-Мартен и был именно таким «монахом» – строгим моралистом и мистическим созерцателем, парившим «над бренным миром» и изобличавшим его скверну.

Как бы то ни было, но идеи Сен-Мартена, особенно его панегирики «кратким моментам ощущения свободы», которые человек переживает в кризисных ситуациях или в религиозном экстазе и которые, собственно, и являются признаками начала его освобождения, стали со временем краеугольными камнями европейского романтизма, послужив источником вдохновения для таких мастеров художественного слова и музыки, как Гете, Шиллер, Шелли, Берлиоз и многие другие.

Что касается самого ордена мартинистов в его нынешней ипостаси, то сегодня его позиция и программа вполне согласуются с нравственными принципами масонства, о чем свидетельствует, например, «катехизис» ордена, впервые опубликованный после Второй мировой войны. В нем, в частности, содержится следующая важная этическая заповедь, которую могла бы без стыда включить в свою идейную программу любая масонская ложа: «Молитва, великая умная сила, способная приоткрыть нам врата храма, должна практиковаться ежедневно, постоянно, но в чистоте помыслов и по вдохновению. Главное же – она должна быть вселенской. Ты должен молиться не за себя, но за всех. Падший эон ждет руки нашей помощи. Он тоже наш брат, и мы не вправе забыть его. Долг людей действовать так, как если бы между ними не существовало различий, осуществляя вселенское братство и даря милосердие всякому существу, не исключая животных, наших меньших братьев, которым предстоит подниматься по ступеням божественной лестницы и в будущем более достойно помогать великому делу Верховного Существа…»