Андрей Фурсов - Колокола истории

Перед нами — принципиально разные варианты освоения земного пространства — времени (времени — пространства), требующие принципиально разных методов, теорий и форм организации знания. Это — особая проблема, мы не будем в нее углубляться. Отмечу лишь то, что необходимо с точки зрения нашей темы. Только отталкиваясь от капитализма с опорой на него, используя его функцию, Русская Система могла перейти в новое структурно-историческое состояние. Выкупавшись в котле мировой войны Капиталистической Системы, революции и гражданской войны, умытая кровью Россия обернулась «добрым молодцем» СССР о пятнадцати головах.

В известном смысле функция капитала для Русской Системы стала в начале XX в. одновременно и спасением, и проклятием. Обе эти характеристики тогда оказались выраженными неизмеримо сильнее, чем в начале XVIII в., и потому Антихрист-2 Русской Истории (Ленин) оказался неизмеримо мощнее Антихриста-1 (Петра I). Неудивительно: Петр опирался и отталкивался от варварского североевропейского капитализма, Ленин — от глобального мирового; во времена Петра функция капитала еще не была столь мощной и интериоризованно-автономной; Ленин использовал и укрощал уже мощную и автономную социальную функцию капитала.

Но использовал и укрощал не в центре Капиталистической Системы, не в ядре Европейской цивилизации. В последнем субстанция, накопленная Европейской цивилизацией и капитализмом как стадией развития этой цивилизации (и одновременно ее отрицанием) и сконцентрированная на ограниченном пространстве, спрессованная во времени (субстанция и есть спрессованное время), оказалась действенным оружием против отрыва функции, «разгуляя» последней. «Прессовать», овеществлять время возможно только на ограниченном пространстве. Для «разгуляя» функции, ее побед в качестве первичного необходимого условия требуется, напротив, значительное («неограниченное») пространство.

Евразийское пространство России, способное истончить любую материальную субстанцию, как нельзя лучше подходило для этого. Более того, функция капитала (оторванная от него в виде власти и слившаяся в историческом экстазе любви-самоуничтожения — «брак паукообразных», Totliebe — с властью-субстанцией Русской Системы) вообще оказалась исторически наиболее плотной и эффективной формой организации евразийского пространства России. Негативная функциональная капитализация — коммунизм — предоставил этому пространству и угнездившимся на нем Власти и Популяции (населении) такую форму организации, какая до, без и помимо капитализма здесь никогда не возникла бы.

Разумеется, на евразийских просторах и до XX в., до эпохи функционал-капитализма, существовали различные формы организации. Но если поставить их рядом с теми, что были выработаны тысячелетней эволюцией зоны Прибрежного Пояса Евразии — зоны «ограниченных пространств», то последние приобретают черты «порядка», а первые — «хаоса». Конечно, «порядок» и «хаос» — явления относительные, взаимопревращающиеся. И все же. Огромная часть глубинной Евразии в течение многих столетий была организована как минимум на порядок, на уровень ниже, чем цивилизации Востока, Юга и Запада евразийского побережья. Последнее противостояло глубинным зонам как Порядок — Хаосу. И не случайно желание китайских и римских императоров отгородиться от Глубинного Хаоса и Хаотической Глубины великими стенами и валами. Это был первобытный хаос, давно уже преодоленный на ограниченных пространствах Побережья.

В эпоху до капитализма глубинная зона Евразии постоянно создавала проблемы для Побережья: оттуда приходили кочевники и вообще катились волны переселяющихся народов, там внезапно возникали великие империи — например, Монгольская, которая как бы нависала над Прибрежным миром. Империи эти не отличались ни стабильностью, ни высоким уровнем или сложностью организации. Тем не менее докапиталистический мир, неспособный контролировать Зону Хаоса, не испытывал в этом производственной потребности. Это не было его экзистенциальной проблемой. Для капитализма, возникшего на Дальнем Западе Евразии и к середине XIX в. не только охватившего весь Прибрежный пояс, докатившись до Дальнего Востока, но и окольцевавшего своей властью почти весь мир, русская Евразия стала экзистенциально-производственной проблемой.

Эту зону, повторю, нельзя было ни включить в капиталистическое время, в мир капиталистической собственности, т. е. субстанциализировать, ни оставить без контроля. Голая функция капитала решила эту проблему. Но Русской Системе, превратившей эту функцию в коммунизм (можно и иначе: функция капитала исторически превратила Русскую Систему в коммунизм), функция капитала предоставила такие организационные формы, которых ни та, ни характерная для нее власть сами по себе выработать не могли. Таким образом, по крайней мере, пока коммунизм исторически оказался высшей и наиболее эффективной формой организации глубинной зоны Евразии, зоны «первобытного хаоса»; иными словами, коммунизм, коммунистический порядок — это не порядок и не хаос, это результат их взаимодействия. Упорядоченный хаос, хаотический порядок — в таких потоках и проблема развития стоит иначе, чем обычно.