Николя Верт - История Советского государства. 1900-1991

Эти умонастроения отчасти объясняют трудности, с которыми столкнулось правительство, пытаясь расширить сферу частной инициативы в сельском хозяйстве. Официально признанная в 1988 г. формулировка предлагала «арендный договор», согласно которому одна или несколько семей берут землю в аренду на длительный срок (до 50 лет) и полностью распоряжаются продукцией. К тому же в новом положении о колхозах, принятом в марте 1988 г., оговаривалось, что площадь индивидуального участка и поголовье скота в личном хозяйстве будут устанавливаться коллективом каждого колхоза «в зависимости от участия его членов в общем труде». Эти меры на деле дали лишь символические результаты. Колхозы, так и не получившие подлинной самостоятельности, на которую они могли бы рассчитывать с момента их основания, являясь «кооперативными» организациями, так и остались под опекой районных властей, которые, как и прежде, планировали их производство и поставки государству, определяли нормы площади личных участков. Арендное движение не получило широкого распространения: в хозяйствах арендаторов было к лету 1991 г. только 2% возделываемых земель и 3% поголовья скота. Возродить сразу у крестьян дух предпринимательства оказалось тем более тяжело, что самые активные из них ушли из деревни (в течение двух последних десятилетий миграция из села была очень большой). Признанное, наконец, право свободно приобретать землю не вызвало энтузиазма крестьян, лишенных сельскохозяйственной техники, как и всей экономической инфраструктуры, необходимой для придания продукции товарного вида и ее реализации. С другой стороны, местные власти с начала перестройки не переставали подавлять крестьянскую инициативу, как об этом свидетельствует история «архангельского мужика», широко освещавшаяся средствами массовой информации в конце 1988 г. Крестьяне, желавшие работать на условиях аренды, не могли получить землю на предусмотренные законом 50 лет; чаще всего срок аренды не превышал пяти лет, в лучшем случае — десяти. К тому же арендные договоры могли быть расторгнуты властями в одностороннем порядке с уведомлением за два месяца. Они оставались в силе только для заключавшего их лица и в случае его смерти не могли быть переданы другому лицу. Отметим, наконец, враждебность большей части сельского населения к возможности появления «новых кулаков».

Ни одна из начатых в экономике реформ практически не дала положительных результатов. С одной стороны, потому, что, будучи продуктом политического компромисса, они не были достаточно радикальными — наиболее «болезненные» в социальном плане меры (реформа цен, кредит и система снабжения предприятий) были отсрочены; с другой стороны, они были слишком радикальными, вызывая одновременно сопротивление населения, которое ощущало на себе, как ухудшаются условия жизни, и сопротивление на всех уровнях бюрократического аппарата. Экономические реформы, как и гласность, представляли смертельную угрозу для всех его привилегий и выгод от занимаемого положения. Наконец, нельзя забывать, что реформы пытались изменить экономику, в которой в течение десятилетий отсутствовали рыночные механизмы и процветала коррупция. Эти обстоятельства привели к непредвиденной реакции на предпринятые руководством шаги: в государственном секторе прочно воцарилась меновая, бартерная экономика, а в частном — своего рода «экономика казино», в рамках которой новые предприниматели искали немедленной спекулятивной выгоды в ущерб развитию с дальним прицелом производства товаров и услуг. В условиях крайне нестабильной политической ситуации речь шла о получении максимальной прибыли в кратчайшие сроки, прежде чем в очередной раз будут изменены правила игры. Куда выведет этот примитивный хищнический капитализм? На этот вопрос возможны любые ответы. Если политическая ситуация стабилизируется, и особенно если будет создано действительно правовое государство, этот «капитализм казино» может послужить прологом к производящему капитализму. Если же нет, существует риск, что он составит не более чем переходный этап к паразитической и коррумпированной экономике, схожей с существующей в странах третьего мира. Как измерить путь, который предстоит пройти, когда в стране отсутствует даже правительственное издание, позволяющее каждому в любой момент быть в курсе действующего законодательства!

Политические изменения резко ускорились начиная с конца 1990 г. (этот процесс будет подробно рассмотрен в последней части настоящей главы). Затронувшие к осени 1990 г, многие уровни — то, что можно назвать «стилем» политической жизни, самих действующих в ней лиц, структуры и институты, взаимоотношения между государством и гражданами, — они были затем обогнаны ходом событий. Согласно мнению одного из самых близких сотрудников и вдохновителей М.Горбачева, А.Яковлева, начатые в процессе перестройки политические и законодательные преобразования должны были составить радикальный поворот в российской истории. В течение тысячи лет Россия управлялась людьми, а не законами и задачей перестройки было уничтожение прежнего порядка вещей и замена его иным, действительно основанным на научном понимании общества. Другими словами, речь шла о том, чтобы заменить тысячелетнюю модель государственной системы. Тем не менее желание команды Горбачева сохранить одновременно политическую систему во главе с КПСС и союз советских республик в его прежнем виде, основанном на принуждении или непонимании национальных устремлений, особенно ограничивало действенность политических реформ и ускоряло распад системы.