Владимир Беляев - Формула яда

Мне трудно при этом не вспомнить случайную встречу в одном из львовских кафе с варшавским инженером Вацлавом Станяшеком. После того как наш разговор достиг предельной откровенности, беженец инженер, вопросительно заглядывая мне в глаза, спросил: ехать ли ему на восток или оставаться во Львове? Не страшно ли будет там, на востоке?

Я уже знал, что он, инженер-строитель высокой квалификации, был одним из тех счастливчиков, кто и в Польше не знал безработицы и получал довольно высокий оклад. У него была своя собственная машина, предел мечтаний многих его коллег. Я был в довольно затруднительном положении. Думалось: как-то будет ему у нас, человеку, воспитанному в буржуазном обществе, привыкшему к комфорту? Я и мои товарищи спросили:

— Вы любите работать? Вы не побоитесь возможных трудностей? Вы хотите чувствовать себя полезным человеком?

Помедлив, он ответил утвердительно.

А через несколько дней, в декабре 1939 года, мы провожали с главного вокзала Львова Вацлава Станяшека. Он законтрактовался и уезжал с семьей работать на один из металлургических заводов Криворожского бассейна. Все письма Станяшека, которые я получал во Львове, а затем в Ленинграде, были на редкость оптимистичны. Ему дали квартиру в новом доме, он, кроме основной работы на строительстве, по вечерам преподавал иностранные языки инженерно-техническим работникам и даже ездил в Харьков на слет стахановцев.

Война и затем блокада Ленинграда прервали нашу письменную связь.

И вот в 1961 году, приехав в Польшу, я нашел его на одной из строек Лодзи. Мы встретились как старые друзья. За эти годы сыновья инженера, которых я помнил еще малышами, стали студентами, а он — начальником одного из крупнейших строительств. Мы осматривали котлованы стройки и принадлежащий строительству завод сборного железобетона, а потом Вацлав повел меня по столовым, подсобным цехам.

Так мы зашли в общежитие-гостиницу для приезжих, бессемейных рабочих. Вацлав постучался в один из просторных номеров, и мы увидели в нем пьющих чай четырех техников-корейцев, присланных в Польшу на практику. Они довольно бойко говорили по-польски и сообщили, что через месяц возвращаются в Корею.

Кому довелось побывать в конце июля 1944 года в Москве, помнит, каким «урожайным» на салюты было это время. Стремительное продвижение нескольких фронтов Красной Армии отмечалось на московском небосклоне гирляндами разноцветных огней и тяжелыми вздохами орудийных залпов. Салюты начинались засветло и продолжались до глубокой ночи. Были вечера, когда промежутки между салютами равнялись получасу.

И, наконец, июльской ночью знакомый голос диктора Левитана произнес: «Львов».

Как много радостного было уже в одном появлении этого слова в мужественных строках военного приказа.

Древняя столица галицких князей, крупнейший центр Советской Украины очищен навсегда от фашистской погани!

Первые окраинные улицы. Машина спускается Городецкой к центру. Блестит повсюду разбитое стекло. Оборванные провода свисают над головой. Успевай пригибаться! Повсюду на домах белые ярлычки: «Осторожно. Минировано. Входить до 17 августа запрещается». Везде попадаются на глаза маленькие отряды саперов, в шесть — восемь человек. Это «охотники за минами» и пока единственные хозяева многих закрытых для пользования городских зданий. Им, саперам и разведчикам-партизанам из отряда Героя Советского Союза Дмитрия Медведева, доставившим командованию план заминирования фашистами Львова, мы обязаны тем, что большинство зданий старинного города было сохранено.

...Саперы разыскивают заложенные немцами фугасы, мины, бомбы замедленного действия. Кроме автоматов они вооружены легкими, похожими на пики миноискателями, кирками, лопатами. А на поводках — собаки с высунутыми от зноя языками. Где подведет миноискатель или острый глаз сапера, ошибку исправит собака. Она почует взрывчатку и лаем даст знать хозяину-саперу, где заложен смертоносный снаряд.

То там, то здесь проломы в стенах. Замшелые каменные святые на кафедре, стены городской ратуши, колонна памятника Мицкевичу — все повреждено осколками. Часть фасада оперного театра разворочена, крыша местами сорвана, и ржавые листы завились на ней, как огромные лепестки.

Повсюду в палисадниках Львова свежие могилы. Здесь похоронены советские воины, погибшие на улицах Львова во время боев. Могилы засыпаны цветами. Кое-где фанерные постаменты успели уже покрасить яркой эмалевой краской. Скромные могилки — этапы напряженной борьбы за город. Они появились в местах наиболее яростного сопротивления врага. Вот маленькое военное кладбище на перекрестке улиц. Едва заметный могильный бугорок с надписью на деревянном крестике: «Смертью героев погибли в танке 26 июля 1944 года». Выясняем, кто здесь похоронен. Оказывается, накануне полного освобождения Львова гитлеровцы подбили прорвавшийся в их расположение советский танк. Кто-то из жителей города выскочил из подвала и похоронил останки обгоревших храбрецов в земле города.