Анатолий Уткин - Унижение России - Брест, Версаль, Мюнхен

У Вильсона начали складываться далеко не отрадные впечатления от конференции. Был ли это тот форум, созыва которого желал американский президент? Едва ли. Еще пересекая океан, он выразил сомнение в целесообразности решения крупных дипломатических проблем в рамках большого коллектива. «Собрать двадцать пять или тридцать делегатов в одной комнате для обсуждений и споров в отношении деталей мирного договора было бы преступной тратой времени». Именно это и увидел Вильсон в распивающем чаи собрании на Кэ д'Орсе. Они напомнили ему провинциальный американский клуб кройки и шитья.

Что возмущало президента, что вызывало его очевидное раздражение? Не он ли с потрясающим красноречием говорил о равенстве больших и малых стран, о порочности практики отдавать судьбу мира в руки могучих военных держав, о настоятельной необходимости выслушать каждого и дать самым малым народам право участвовать в мирном строительстве? Был ли президент наивен? Вовсе нет, путь по американской политической лестнице убивает наивность на самой ранней стадии. Можно предполагать, что Вильсон был органически двулик, был искренен, и когда выступал за демократизацию дипломатического процесса, и когда возмущался им. Но правильнее искать истину в оценке конкретной ситуации. На изломе войны, когда Франция и Англия мобилизовали многие миллионы солдат, когда их силами держался Западный фронт, нужно было изобрести метод, чтобы сломать «право сильного». И Вильсон обратился — ощущая, что необходимо перехватить пафос большевистских лозунгов, — к праву народов, к праву самоопределения и политического самовыражения. Было бы нелепым не признать определенной эффективности этого хода хотя бы потому, что и Германия, и Австро-Венгрия именно к Вильсону с его «14 пунктами» обратились в поисках выхода из войны.

Но вот карта брошена, она принесла американской стороне определенные дипломатические дивиденды. И, как увидел Вильсон, на Кэ д'Орсе продолжать пользоваться этой картой означало потерять колоссальный вес США, приравнивая их к малым странам, скажем, балканским. И «великий демократ» в одночасье превращается в сторонника разговора, по существу, лишь с избранными, с теми, кто имеет вес. Сторонник открытой дипломатии с отвращением отворачивается от собрания двадцати с лишним персон как от пустой говорильни.

Чего же желает президент получить взамен? Пусть соберутся «подлинные судьи», представители четырех стран — США, Англии, Франции и Италии, пусть встречи будут сугубо секретными, пусть выработка договора произойдет за кулисами. Итак, столько разговоров о демократизации дипломатического процесса — и такой жалкий итог. Напомним (от этого просто не удержаться) первый из «14 пунктов»: «Открытые соглашения, достигнутые путем открытых обсуждений». Сейчас об этом лучше и не вспоминать. Вильсон, с его претензией на реформаторство мировой дипломатической практики, не находит ничего лучшего, как обратиться к типичной европейской закулисной тяжбе между избранными.

Не только способ дискуссий, но и состав их участников не удовлетворяет Вильсона начиная с 12 января 1919 г. Его явно раздражает инициатива, которую берут на себя французы и англичане. Вильсон хотел бы быстро — в несколько дней — «реформировать мир» и уплыть в заокеанский Вашингтон. Погодите, все не так просто, как бы говорит Клемансо. Самый насущный вопрос — это отнюдь не финальное мирное урегулирование, а принятие решений, на каких условиях будет продлено перемирие с Германией, срок которого истекает через пять дней.

Возникает первый конфликт. Французы хотели бы предъявить немцам еще более жесткие условия перемирия. Ну уж это вовсе не входило в планы Вильсона. Он подзывает самого опытного в контактах с союзными военными — генерала Блисса. Американцы не желали уступать, и Клемансо (никому не передававший, по существу, узурпированное им председательское кресло), чтобы избежать взрыва, начал делать подачки американским новичкам в большой дипломатии. Клемансо пошел навстречу пожеланию Вильсона ограничить круг обсуждения. (Несомненно, втайне Тигр был и сам доволен — это повышало престиж Франции. Важным было то обстоятельство, что это категорическое требование звучало не от старых врагов Германии, а от новоявленных демократов в мировой политике — янки.) Было решено, что чисто военные проблемы будут изъяты из процесса заседаний и переданы в руки военных экспертов, а проблемами выработки мирных условий займется «Комитет десяти», среди которых доминировать будут пять великих стран (США, Англия, Франция, Италия, Япония). Нужно ли подчеркивать, что Клемансо не пришлось уговаривать сверх меры, американский нажим шел в самом желанном для него направлении.