Саймон Бейкер: Древний Рим. Взлет и падение империи

Более часто, правда, имя Нерона муссируется в современной поп-культуре, особенно в кино. Его классический обрам — императора-декадента, утопающего в роскоши, — эксплуатировался бессчетное число раз, при этом Нерона обязательно изображают на фоне бесконечных оргий, поедающим какую-то странную пищу (блюда из сони и певчих птиц — это обычные клише, когда речь заходит о древнеримской кухне), хвастающим грандиозными планами перестройки Рима после великого пожара 64 г. н. э. или «музицирующим на фоне пылающего Рима». [5] Это выражение на английском языке стало фразеологическим оборотом, означающим «заниматься ерундой в критической ситуации, оставив в стороне по-настоящему важные дела». Эти образы по большей части появились недавно, они стали проекцией наших стереотипов о древнеримских роскошествах на весьма подходящую для этого фигуру Нерона. Однако тема «музицирования» (имеется в виду игра на лире — отнюдь не «пустая забава», как это часто пытаются представить) восходит к еще античной истории о том, что, когда Рим был объят пламенем, император взобрался на башню, откуда открывался потрясающий вид на пылающий город, и спел песнь о разрушении легендарной Трои. Правда это или нет, но легенда, без сомнения, пытается представить императора погруженной в себя артистической натурой, полностью отстраненной от практических забот. На самом деле, как будет показано в Главе III, Нерон, несмотря на все свои артистические наклонности, предпринял самые что ни на есть благоразумные меры для устранения последствий пожара.

Согласно другой легенде, он решил найти козлов отпущения, на которых можно было бы спихнуть вину за пожар, и избрал на эту роль представителей ранней христианской общины, причем их ожидание скорого конца света вполне могло сыграть ему на руку. Чтобы примерно наказать христиан, он, если верить Тациту, распинал их и сжигал живьем (используя распятые тела, как сказано в тексте, в качестве светильников, освещающих город в ночное время). Таким было первое «преследование» христиан, а святой Петр мог стать одной из его жертв.

Благодаря этой истории современная трактовка образа Нерона обогатилась еще одной темой. Западный кинематограф и литература с упоением предаются малореалистичным фантазиям о героизме, проявленном христианами перед лицом тирании Нерона, при этом особо часто эксплуатируется образ прелестной девушки-христианки, обращающей из язычества в христианство своего друга и идущей с ним вместе на славную, хотя и кровавую гибель (обычно в ней оказываются задействованы львы). Подобные истории в основном являются парафразами знаменитого романа польского писателя Генрика Сенкевича «Камо грядеши?», опубликованного в XIX веке и в скором времени переведенного на подавляющее большинство европейских языков (заглавие романа, означающее «куда идешь?», взято из Евангелия и представляет собой слова апостола Петра, обращенные к Иисусу).

Самая знаменитая экранизация этой книги состоялась в 1951 г., в главной роли в ней снялся Питер Устинов, в результате чего злодей Нерон говорит с акцентом английского аристократа (в то время как положительных героев играли американцы). Но и здесь, даже будучи мерзким злодеем, Нерон сохранил романтический ореол. Так, создатели фильма — компания Эм-Джи-Эм — сопроводили его выпуском ряда сопутствующих товаров. В частности, в продажу поступили броские мужские трусы и пижамы под рекламным лозунгом «Почувствуй себя Нероном!». Может, он и был преследователем христиан, но все равно — казалось, хотели сказать создатели рекламы — не забавно ли почувствовать себя властителем мира, надев нижнее белье «от Нерона»?

Если посмотреть на опыт предыдущих поколений (даже сравнительно недавних), мы увидим, что некоторые детали того, как они представляли себе древних римлян и римскую историю, выглядят странно, маловразумительно, а порой просто смешно. Можно ли представить себе в роли римлян шекспировских актеров, важно передвигающихся по сцене в нарядах елизаветинской эпохи? [6] Королева Елизавета I правила в Англии в 1558-1603 гг. При этом многие, я подозреваю, вполне готовы «принять» фашиствующих молодчиков из постановки Орсона Уэллса. Почти столь же сложно относиться серьезно ко всем этим ходульным персонажам, изображающим добродетель в многочисленных голливудских фильмах, укутанным в белые простыни и ведущим напыщенные речи — словно они только что вышли из английской Палаты общин XIX века или со страниц школьного учебника латыни.