Генрих Метельман - Сквозь ад за Гитлера

— Приветик, Зепп! — обратился я к нему. — Хреноваты дела, а?

— Хреноваты, — согласился он. — Слишком много наших перебило. И, самое главное, зазря людей положили! А все эта сволочь!

Я молча кивнул и похлопал его по плечу. А что было говорить? Да и о чем? Мы только взглянули друг другу в глаза и никогда больше к этой теме не возвращались.

Далее наша дивизия следовала в южном направлении, где тщательно спланированный и умело организованный отход частей Красной Армии под командованием Тимошенко доставлял нам немало головной боли. Один из водителей танка занемог, и мне приказали срочно заменить его. Пару недель спустя сообщили, что он умер от тифа. После немногочисленных, хотя в целом успешных мелких операций у моего танка полетела муфта сцепления, а такой ремонт в полевых условиях был невозможен — пришлось дожидаться, пока поступит новая муфта. Было принято решение, что наш батальон отправится дальше, я же вместе с танком останусь в одном из близлежащих сел под названием Маньково дожидаться прибытия ремонтной бригады.

Село Маньково простерлось на пыльной степной равнине. Большинство домишек были низкими, со свисавшими почти до самой земли соломенными крышами — так, видимо, легче было противостоять иссушающим восточным ветрам, преобладавшим здесь зимой. Здешние деревья тоже выглядели кряжистыми, прибитыми ветрами, улицы — широченными и совершенно немощеными. Пока батальон собирался в дорогу, я облюбовал местечко для палатки как раз напротив колодца у одной из хатенок. Со мной было решено оставить восемнадцатилетнего салажонка, только что прикомандированного из Германии, — бросить здесь меня одного начальство, по-видимому, опасалось. Нас успокоили, что, мол, ремонтники прибудут дня через два, самое позднее, через три, и выдали достаточное количество провизии на этот срок. Мы считали минуты, пока отчалит наш батальон, чтобы тогда вдоволь насладиться бездельем. Установив палатку на мягкой траве под яблоней, мы отправились изучать местность. День стоял солнечный, деревня выглядела в целом приветливо — почти все дома окружали сады, и довольно большие, с ярко выкрашенными заборами. Выяснилось, что Маньково куда больше, чем нам показалось вначале, и мы даже обнаружили еще одно наше подразделение, расквартированное на другом конце села.

В первую ночь у моего напарника подскочила температура. На его счастье, у наших соседей был врач. Осмотрев моего товарища, врач тут же оставил его у себя в передвижном медпункте. Когда я на следующее утро пришел справиться о нем, выяснилось, что подразделение внезапно отбыло в неизвестном направлении. Вот так я и остался единственным немцем в Маньково, и, честно говоря, тогда даже не мог уразуметь, хорошо это или плохо. Сидя в палатке, я созерцал сельскую жизнь. По улице всегда кто-то двигался, подталкивая перед собой тележку или же таща на веревке домашний скот. Иногда местные жители, завидев меня, кивали в знак приветствия, и я кивал в ответ. Хотя мое положение было более чем странным, тем не менее ни опасности, ни враждебности я не ощущал, поскольку не сомневался в том, что все русские прекрасно понимали, какова окажется их участь, если со мной что-нибудь случится. Село со всех сторон окружали необозримые поля, настолько огромные, что и конца не было видно.

Позже выяснилось, что до войны Маньково было частью большого колхоза. У дороги неподалеку под навесом располагалась машинно-тракторная станция, как мне объяснили. Понятно, что тракторов и след простыл, но там оставалось много различного другого сельхозоборудования. Бросались в глаза комбайны, огромные по немецким меркам. Около навеса на лавочке сидели несколько мужчин, очевидно механиков, и женщина. Все пристально оглядывали меня, пока я проходил мимо. Когда я заговорил с ними, они разволновались и тут же стали уверять меня, что, мол, все это бесполезный хлам, очевидно считая, что я направлен сюда реквизировать то немногое, что еще оставалось из бывшего колхозного добра. Когда я поинтересовался у них, куда делись тракторы, мне сказали, что все они были изъяты для нужд Красной Армии. Детей в деревне было немного. Сколько я их ни отгонял от танка, они все равно являлись каждый день поиграть около моей неисправной машины. Когда несколько мальчишек вскарабкались на башню, я вывел крупными русскими буквами «Нельзя!». Солнце уже заходило, когда вдруг появился русский «Як». Пройдя над деревней на бреющем, он явно заметил и мой танк. Так что игравшие на нем дети, оказались как нельзя кстати. Я притаился за деревом с винтовкой, однако открыть огонь по самолету не решился.