Димитрий Лётич: Драма современного человечества

После капитуляции югославской армии и трусливого бегства главных демократических лидеров и членов правительства, нашедших убежище у своих британских хозяев, над Сербией возникла реальная угроза расчленения на мелкие части, коими Гитлер и Муссолини задумали вознаградить своих балканских сателлитов. Хорватские усташи практически сразу развязали чудовищный террор против православного населения. То же самое творили албанские балисты на Косове и мусульмане в Боснии. Коммунистическая же партия Югославии, возглавляемая славянофобами Иосифом Амброзом и Моше Пияде (еще до войны выдвинувшим лозунг “Сломать хребет сербству и православию!”), в первые дни выжидала, прикидывая, как лучше использовать в своих целях стихийно вспыхнувшее народное сопротивление.

Лётич был слишком прямолинеен, чтобы примкнуть к полковнику (впоследствии генералу) Драголюбу Михайловичу, возглавившему борьбу с оккупантами под королевским знаменем: демократические принципы и “верность англо-американским союзникам” казались ему несовместимыми с национальными интересами сербского народа, тем более с идеалами монархии. Он принял решение работать в правительстве генерала Милана Недича, вставшего на путь сотрудничества с немцами в надежде выиграть время и сохранить хотя бы часть сербского этнического пространства (выделенного теперь в специальную зону оккупации), на котором смогли бы найти спасение сотни тысяч беглецов от усташеского и иного террора...

Вторая мировая война на территории Югославии была, прежде всего, гражданской. “Жертвы германского фашизма” не составили и десятой доли от общего числа погибших, подавляющее большинство из которых были православные сербы. Больше всего сербов истребили хорватские усташи. Следом за ними шли коммунистические убийцы. Специальные партийные директивы предписывали уничтожать в первую очередь “нелояльных” священников и монахов. Все это удивительно напоминало тактику усташей. Уже в наши дни достоянием гласности стало чудовищное соглашение о тайном сотрудничестве в “борьбе против великосербского гегемонизма”, заключенное коммунистами и усташами и подписанное Моше Пияде и ближайшим подручным Павелича, Миле Будаком, теоретиком этнических чисток, заявившим во всеуслышание: “Треть сербов необходимо уничтожить, треть изгнать, остальных - окатоличить”. Простые сербские коммунисты, как, впрочем, и хорватские, и словенские, едва ли знали об этом. Моше Пияде, Кардель-Сперанс, Цадик Данон (впоследствии главный раввин Югославии), коммунистическое семейство Рибникар и прочие соратники и соплеменники Иосифа Амброза стремились обезглавить сербский народ, истребив самых лучших его представителей. Четники генерала Михайловича вели войну на два фронта: против оккупантов и против партизан Тито. В борьбе с последними они обрели союзника в лице добровольцев Димитрия Лютича...

Добровольческие части резко выделялись среди других воинских формирований, подчиненных генералу Недичу. Они были укомплектованы в основном бывшими активистами “Збора”, среди командиров было немало священников, Добровольцы носили форму югославской армии (но герб был сербский), присягали на верность королю, освящали знамена. В этих подразделениях царил подлинно православный и монархический дух, что признавало и священноначалие Сербской православной церкви, негласно поддерживавшее Дражу Михайловича, на чьей стороне были симпатии большинства населения Сербии. “Роже Шульман, Младен Штурза, Абрам Пияде, Алоиз Гиршл, Хаим Харабан, Эмерик Гелудих, Леопольд Грашничар, Хаим Абрахам, судья Исаак Соломон Анаф, Ирена Мандель, Иосиф Файд, Хаим Хороваш, Эрих Коэн, Исаак Форма, Моше Беновинисти, Исаак Беара...” — в длинном списке ликвидированных коммунистических главарей практически не было славян. Однако люди часто смотрели на добровольцев со страхом, а кто-то — даже враждебно. “Наши немцы идут”, нередко можно было услышать при приближении к деревне отряда лётичевцев. Четников встречали совсем иначе...

Непопулярные поначалу в народе коммунисты, слывшие иностранными наймитами и прислужниками инородцев, сумели ловко использовать русский фактор, сыграть на вековой любви сербов к далекой России. Плохо говоривший по-сербски Тито (что в любом случае было бы странно для хорвата, за которого он себя выдавал) воспринимался теперь совсем по-другому. А Недича с Лётичем народное сознание все прочнее связывало с немцами, которых русские братья уже начинали громить на Восточном фронте. Лётич болезненно переживал неуспех своего дела, обострились его отношения с большинством иерархов Церкви, многие из которых были давними и близкими друзьями. Однако он до конца покровительствовал им, насколько мог, ходатайствуя перед немецким командованием за епископов, обвиняемых в связях с четниками. Готовый лично покарать многих соотечественников, вступался за них перед оккупантами...