Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана

Во Франции можно было составить довольно верное суждение о социальном положении человека, узнав, какую таверну он предпочитает. Бывали заведения, облюбованные исключительно корсарами, например постоялый двор «Белая лошадь» на улице Кордери в Гавре, где «морские волки» похвалялись друг перед другом своими подвигами в сражениях с англичанами. Воодушевившись этими рассказами и подогрев себя спиртным, «герои» вываливались на улицу, затевали ссоры с прохожими, избивали «сухопутных».

Клод де Форбен рассказывает в своих мемуарах о том, как во время стоянки в Бергене два французских офицера поздно вечером начали бесчинствовать в кабаке. На шум явился патруль, буянов связали и отвели в кордегардию (караульное помещение). Один из офицеров в насмешку спустил штаны и показал дружинникам свой голый зад. Не стерпев оскорбления, те отняли у него шпагу и сильно избили.

В XVI–XVII веках таверной также называлось помещение на корабле, где офицер продавал съестное, выпивку и табак членам экипажа. Во Франции такие таверны были запрещены в 1б72 году, поскольку Людовик XIV хотел положить конец злоупотреблениям, творившимся на большинстве военных кораблей через посредство таверн.

Корсары были обязаны приводить призы в определенные порты для реализации груза и захваченных судов. Пираты сбывали награбленное в «свободных портах», например на Мальте или в Ливорно, который сохранял статус открытого порта с 1590 по 1796 год; там дозволялось проживать кому угодно — и католикам, и евреям, и протестантам. Рыцари ордена Святого Стефана совершали из Ливорно набеги на владения Османской империи и захватывали турецкие торговые суда; конец их деятельности положил тосканский герцог Фердинанд II Медичи (1621–1670), однако в городе по-прежнему действовал невольничий рынок, на котором христиане продавали пленников-мусульман на европейские галеры в качестве гребцов. С другой стороны, банкиры Ливорно переводили денежные выкупы за христиан, захваченных в плен берберскими корсарами.

Население портовых городов всегда было разношерстным и космополитичным: в Севилье находилась старинная колония генуэзцев, которые, собственно, и превратили этот город в крупный европейский финансовый центр, обеспечив ему связи со Средиземноморьем. Были там и голландская, и португальская колонии, немало способствовавшие развитию морской торговли. Правда, голландцы стали уезжать после начала революции на их родине, опасаясь преследований со стороны инквизиции, а португальцы — с 1640 года, когда произошел разрыв отношений между Португалией и Испанией. Жили там и французы, которые довольно быстро ассимилировались, и мориски (мусульмане, обращенные в католичество), хотя последние были всеми презираемы и в конечном счете оказались изгнаны в 1609 году. Тем не менее мусульманская культура оказала большое влияние на внешний облик города; в частности, богатые сеньоры строили свои дома на мавританский лад: с большим внутренним двором, за глухими заборами. 250-метровая башня Хиральда, [65] Свое название башня получила от укрепленного на ее макушке флюгера (от wcu.girar — «вращаться»). которую было видно практически из любой точки города, символ Севильи, была старинным арабским минаретом.

Дворяне составляли 15 процентов населения Севильи, однако по тем же узким и извилистым улочкам ходили авантюристы всех мастей, бедняки и даже рабы (в Севилье их было около шести тысяч) [66] Для сравнения, к середине XVIII века во всей Франции проживало от четырех до пяти тысяч рабов-негров, привезенных туда хозяевами, однако властям это количество казалось чрезмерным. В одном из ко ролевских ордонансов от 1777 года говорилось: «Нам известно, что количество чернокожих <���во Франции> умножилось из-за простоты сообщения между Америкой и Францией, а из колоний ежедневно вывозят большое количество людей, необходимое там для возделы вания земель, тогда как их пребывание в городах нашего королевства, особенно в столице, становится причиной величайших беспорядков; когда же они возвращаются в колонии, то привносят туда дух неза висимости и непокорности, причиняя более вреда, нежели пользы». Еще ранее, в 1772 году, залог за ввезенного раба повысили с тысячи до трех тысяч ливров, ограничив срок пребывания раба в стране одним годом. Кстати, в Соединенных провинциях, отстоявших свою независимость от Испании, рабство было запрещено: если черному невольнику каким-то образом удавалось ступить на голландскую землю, он сразу становился свободным и хозяин не мог вернуть его себе даже за выкуп. Поэтому в крупных голландских городах нередко можно было встретить прислугу из числа бывших рабов.