Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана

Первый том «Всеобщей истории пиратов» содержит биографии двух десятков капитанов: помимо Генри Эвери, это Эдвард Тич, Стид Боннет, Эдвард Ингленд, Чарлз Вейн, Джон Рэкем, Хоуэлл Дэвис, Бартоломью Роберте, Уолтер Кеннеди, Томас Анстис, Джордж Лоутер, Эдвард Лоу, Джон Филлипс, Фрэнсис Сприггс и Джон Смит. Наибольшей мифологизации подверглись жизнеописания Эвери, Тича, Рэкема, Анстиса и Лоу. Биографии двух женщин-пираток — Анны Бонни и Мэри Рид — выдуманы Джонсоном-Дефо от начала и до конца. Практически все главы содержат вымышленные монологи и диалоги действующих лиц, кое-где вставлены художественные описания детских и юношеских лет главных героев, а в одном из очерков приводятся мысли умирающего человека. Второй том содержит историю республики Либерталия, но биографии Оливье Миссона и Томаса Тью выглядят полностью выдуманными, [100]а истории Уильяма Кидда, Томаса Уайта, Самюэля Беллами, Натаниэля Норта, Уильяма Флая и других изобилуют домыслами: Дефо явно не хватало фактического материала, и он решил дополнить его своей фантазией. Например, в книге сказано, что пираты Томаса Анстиса и Самюэля Беллами во время вынужденного безделья устраивали любительские театральные представления — «судили» друг друга за преступления на море, меняясь ролями. Никаких подтверждений этому в других источниках нет. Дефо же описал якобы принятую у пиратов казнь — хождение по доске: жертве завязывали глаза, связывали руки за спиной и заставляли пройти по доске, выдвинутой из пушечного порта. На самом деле рассказ о чем-то подобном содержится у Плутарха: киликийские пираты поступали так с римлянами — «заставляли идти домой по морю», — правда, используя не доску, а лестницу. Но этот миф приобрел популярность, и «хождение по доске» запечатлено даже на иллюстрациях Говарда Пайла, созданных в XIX веке. Вообще же во «Всеобщей истории пиратов» Дефо выступает как моралист — осуждает пиратство в назидание тем, кого манил путь «джентльмена удачи». При этом он довольно успешно подражал мемуаристике, а потому «Всемирную историю пиратов» стали использовать как первоисточник.

Новый всплеск интереса литераторов к пиратам приходится на первую треть XIX века, с развитием романтизма. В 1821 году Вальтер Скотт опубликовал роман «Пират»; прототипом главного героя, капитана Кливленда, стал образ главаря пиратов из книги Дефо «Приключения и дела известного капитана Джона Гау». Все знаменитые беллетристы XIX–XX веков, писавшие о пиратах, — Фенимор Купер, [101]Фредерик Марриет, Генри Хаггард и другие — черпали вдохновение и сюжеты из книги Эксквемелина.

Между тем авторам сочинений о пиратах можно было найти материал и в современной жизни, не прибегая к дневникам столетней давности. Так, собственно, и сделал Бальзак его Гобсек — в прошлом корсар, предпочитающий не распространяться о своей прежней жизни, полной расчетливой жестокости, но твердо усвоивший из нее, что «деньги решают всё». В романе «Тридцатилетняя женщина» выведен романтический образ колумбийского корсара по прозвищу Парижанин: для команды он — бог, все повинуются его демоническому взгляду, ему невозможно противоречить, потому что он всегда докажет, что прав. Бросили за борт пленных — но ведь на борту мало провианта. Разве на войне не бывает случайных жертв? В роскошно отделанной каюте на его корабле живут его нежно любимая жена, «добрый ангел» команды, к ногам которой он бросает награбленные сокровища, и четверо детей. При всех романтических атрибутах этого эпизода Бальзак проявляет себя как тонкий психолог-реалист. Матросы торгового судна при приближении жестокого Парижанина, который не пощадит никого ради денег, предают своего капитана в надежде перейти на сторону корсара, а это значит, что жажда наживы сильнее христианской морали. Случайно оказавшийся на захваченном судне отец его жены, на глазах которого были преданы смерти его спутники и матросы, отказавшиеся стать пиратами, считает капитана бессердечным убийцей, ведь отняв у него деньги, заработанные трудами и кровью, пират обрек на смерть и всю его семью. Но Парижанин возмещает тестю потерянное из своей доли — и тот готов простить его и принять драгоценности, отобранные у других жертв: в конце концов, корсар «просто сражается с испанцами» (якобы за идеалы молодой республики Симона Боливара). Словно ужаснувшись тому, что явствует из написанного им, Бальзак сочиняет морализаторскую концовку: корабль Парижанина терпит кораблекрушение, а его жена, умирая над телом единственного спасенного ею, но не выжившего ребенка, говорит, что «вне закона жизни нет»…