Владимир Гуляев - Древние цивилизации Америки

Вот почему, покидая город, Франц Блом вынужден был написать в своем дневнике: «Ла-Вента, бесспорно, весьма загадочный памятник, где необходимы значительные исследования, с тем чтобы наверняка узнать, к какому времени относится это городище».

Но не прошло и нескольких месяцев, как это утверждение, делающее честь любому серьезному ученому, было начисто забыто. Очутившись в стране древних майя, Блом не смог устоять перед очарованием изящной архитектуры и скульптуры их заброшенных городов. Вычурные иероглифы и календарные знаки встречались здесь буквально на каждом шагу. И ученый, отбросив все мучившие его сомнения, заключает в своем обширном труде «Племена и храмы», вышедшем в 1926 году: «В Ла-Венте мы нашли большое число крупных каменных изваяний и, по меньшей мере, одну высокую пирамиду. Некоторые черты этих изваяний напоминают скульптуру из области Тустлы, другие демонстрируют сильное влияние со стороны майя… Именно на этом основании мы склонны приписать руины Ла-Венты культуре майя».

Так по иронии судьбы самый яркий ольмекский памятник, давший впоследствии название этой древней цивилизации, неожиданно оказался в списке городов совершенно иной культуры — майя.

История знает немало примеров того, как пустяковое на первый взгляд событие круто меняло весь ход дальнейшего развития человеческой мысли. Нечто подобное случилось и в ольмекологии, когда Блом и его друзья совершили не слишком утомительный поход к вершине потухшего вулкана Сан-Мартин, где, по слухам, с незапамятных времен стояла статуя какого-то языческого божества. Слух подтвердился. На высоте 1211 м близ самой макушки горы ученые нашли каменного идола. Идол сидел на корточках и горизонтально держал в обеих руках какой-то длинный брусок. Тело его наклонено вперед. Лицо сильно повреждено. Общая высота изваяния—1,35 м.

Лишь много лет спустя знатоки мексиканской археологии разберутся, наконец, в истинном значении всего случившегося и громко нарекут находку идола из Сан-Мартина «Розеттским камнем культуры ольмеков».

Между тем в частных коллекциях и музейных собраниях многих стран Европы и Америки в результате непрерывных грабительских раскопок появлялось все больше загадочных по происхождению изделий из драгоценного нефрита. Спрос на них был велик. И грабители собирали в горах и джунглях Мексики обильную жатву, безжалостно уничтожая при этом бесценные сокровища древней культуры.

Причудливые статуэтки людей-ягуаров и ягуаров-людей, звероподобные маски богов, пухлые карлики, голые уродцы со странно удлиненными головами, огромные топоры-кельты с затейливыми резными узорами, изящные нефритовые украшения — все эти предметы несли на себе явный отпечаток глубокого внутреннего родства — несомненное доказательство их общего происхождения. И тем не менее они долго считались неопределенными, загадочными, поскольку их не удавалось связать ни с одной из известных тогда доколумбовых цивилизаций Нового Света.

В 1929 году Маршалл Савий — директор Музея американских индейцев в Нью-Йорке — обратил внимание на группу странных ритуальных топоров-кельтов из собрания музея. Все они были сделаны из прекрасно отполированного голубовато-зеленого нефрита, а их поверхность обычно украшали резные узоры, маски людей и богов. Общее сходство этой группы вещей не вызывало никаких сомнений. Но откуда, из какой части Мексики или Центральной Америки происходят эти замечательные загадочные предметы? Кто и когда их создал? С какой целью?

И здесь Савий вспомнил, что точно такие же по стилю изображения встречаются не только на нефритовых топорах, но и на головном уборе идола с вершины у вулкана Сан-Мартин. Сходство между ними даже в мельчайших деталях настолько велико, что и непосвященному стало ясно: все упомянутые изделия плоды усилий одного и того же народа.

Цепь доказательств сомкнулась. Тяжелый базальтовый монумент не перетащить на сотни километров. Следовательно, и центр этого странного и во многом еще непонятного древнего искусства тоже находился, вероятно, где-то в районе вулкана Сан-Мартин, т. е. в Веракрусе, на побережье Мексиканского залива.

Человека, которому суждено было сделать решающий шаг в том направлении, которое скорее угадал, чем увидел Савий, звали Джордж Клапп Вайян. Один из лучших выпускников респектабельного Гарвардского университета, он мог рассчитывать на самую блестящую научную карьеру и буквально в считанные годы занять место преуспевающего профессора. Но случилось непредвиденное. Будучи первокурсником, Вайян раз и навсегда определил свои планы на будущее, отправившись в 1919 году в Мексику вместе с археологической экспедицией. Археология стала для него второй жизнью. В долине Мехико вряд ли остался хоть один мало-мальски интересный памятник старины, где бы не побывал этот энергичный американец. Его общий вклад в мексиканскую археологию трудно переоценить, и ольмеки не были здесь исключением. Именно Вайяну обязаны мы рождением одной остроумной гипотезы.