Жан-Кристиан Птифис - Железная маска - между историей и легендой

Этот текст имел во Франции еще более широкое хождение, чем «Секретные мемуары» . Он привлек внимание публики к человеку в маске, сделав эту тайну невероятно знаменитой. При этом возникло множество ошибок и произвольных суждений. В то время сам Вольтер имел об этом весьма приблизительное представление, искаженное уже достаточно долгой устной традицией. В частности, он не знал подлинных документов Бастилии, которые позволили бы ему восстановить точную хронологию событий. Напомню, что эти документы были опубликованы отцом Гриффе только в 1769 году. Историк лишь пересказывал то, что говорили о загадочном узнике Бастилии, начиная еще с того времени, когда он находился на острове Святой Маргариты.

Гораздо интереснее было бы выяснить подлинное намерение автора, понять, что хотел он сообщить, так сказать, между строк. Обратимся к описанию героя этой истории. Тут нет ни одной случайной детали — это портрет двойника Людовика XIV! Нетрудно найти соответствующие черты в описаниях того времени. Так, в «Мемуарах» герцогини де Монпансье написано: «Рост этого монарха настолько же выше роста других людей, насколько он выше их рождением. Он возвышен, смел, горд и великолепен, в самом его лице есть что-то притягательное и величественное…» Эбер, кюре Версаля, свидетельствовал: «Он очень высокого роста и очень хорошо сложен, шести пядей роста или чуть выше… у него стройные ноги и очень величественное лицо… волосы цвета шатен… голос тихий, но очень приятный; у него твердая и уверенная походка…» Как сообщает Ла Гранж-Шансель, Людовик XIV был «пяти футов и восьми дюймов роста», то есть 1 метр 84 сантиметра, имел «очень смуглого цвета лицо и черные волосы» {64} 64 В XX веке на основании того, что подаренные Людовику XIV Венецианской республикой доспехи были изготовлены в расчете на человека ростом 1,62 метра, создалось ошибочное мнение, что король был маленького роста. Это опрометчивое мнение представлено, в частности, в работе: Louis Hastier. Le Grand Roi était-il grand? // Vieilles Histoires, Etranges Enigmes. Paris, 1957. . И по свидетельству Прими Висконти, у него была смуглая кожа. Посол Венецианской республики Себастьяно Фоскарини, в свою очередь, отметил: «Его манеры благородны, галантны, учтивы… Бесконечно приятный тембр голоса придает шарма его изысканной манере выражаться».

У нас нет документов той эпохи, которые можно было бы сравнить с приведенным Вольтером описанием человека в маске. Можно лишь добавить, что Арен, извозчик из Рьеза, и крестьяне в имении Пальто подтверждают, что узник был высокого роста. Его кожа была «несколько смуглой», как утверждает Фрекьер, и это, возможно, способствовало распространению легенды об узнике — старшем брате короля, однако для нас остается неясным, на основании чего автор «Века Людовика XIV» решил, что «его лицо было красивым и благородным», ведь оно было скрыто под маской! Вольтер приводит и еще несколько дополнительных деталей, способных служить путеводной нитью: «Он играл на гитаре». Как и его отец, Людовик XIV, которого обучал Бернар Журдан де ла Саль, в молодости искусно играл на этом инструменте. Упоминание о пристрастии узника к тонкому белью имело своей целью намекнуть, что его матерью могла быть Анна Австрийская. Мазарини как-то сказал в шутку, что «если бы ее осудили на муки, то самым страшным мучением для нее была бы необходимость спать на простынях из голландского полотна». [326] Louis-Pierre Anquetil . Op. cit. T. I. P. 102.

В 1752 году в очередном издании своего «Века Людовика XIV» Вольтер рассказал анекдот о серебряном блюде, пытаясь обосновать этим фактом свое утверждение, что узник был важной особой. Тогда он уже считал себя главным специалистом по загадке Железной маски. Железная маска — это его дело! Он знает истину. Он — «посвященный»! В 1753 году, отвечая на критику Ла Бомеля, который обвинял его в плагиате «Секретных материалов для написания истории Персии» , он в своем «Дополнении к "Веку Людовика XIV"» называет использованные им источники, попутно отвергая две кандидатуры на роль человека в маске — графа де Вермандуа и герцога де Бофора, ибо, по его мнению, это была исключительно важная особа, само существование которой с самого начала было тайной. Кого же имел в виду мсье де Вольтер? Кто же был этот узник, столь знатный и вместе с тем совершенно неведомый? Этот вопрос не давал Вольтеру покоя. Тогда он делал вид, что на многое не претендует («Я всего лишь историк, а отнюдь не волшебник»). Ах, как ему хотелось сказать все! Ему не терпелось открыть имя этого человека, которое едва не срывалось с его уст, которое заставляло дрожать гусиное перо в его руке. Он хотел, чтобы благодаря ему вся Франция узнала это имя. Однако это означало бы тут же снова оказаться в Бастилии, откуда, несомненно, на сей раз не удалось бы так скоро выйти.