Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Только стишки твои, Дмитрий, и явился я послушать, - сказал Кирьян. - А так тяжело уж мне по гостям. И людям-то возиться со мной...

- Вани... Ивана, жалко, нету, - несколько раз проговорила Анна, рассаживая гостей. - Зачем это люди из родной деревни уезжают?

- Иван ровесник мне, - сказал Кирьян. - И тебе, Анна. На пенсию, наверное, вот-вот уйдет. Тогда и вернется.

- Не вот-вот... - подал голос Кружилин. - Видел его недавно в Шантаре. "Ничего, говорит, сила в ногах есть, побегаю еще по полям..."

- Стихи мне твои, Дмитрий, про войну больше нравятся, - опять сказал Кирьян. - Прям за душу берут, просветляют что-то слезой там. Новенькие есть какие?

- Если поискать, может, и найдутся.

- Читай давай.

- Для стихов, дядя Кирьян, как и для выпивки, созреть надо.

- Хе! На это дело я в любой момент зрелый. Правда, теперь больше чекушки не могу...

Анна всех рассадила, чуть ли не всем сама положила на тарелки закуску и села между женой Андрея Раисой, маленькой женщиной с тихим голосом, которую Анна любила за несуетливость, за какой-то уютный, домашний характер, и Дмитрием.

- Дядя Поликарп, ты самый среди нас старший, - проговорил Андрей, - скажи первое слово.

- Что же сказать вам, дети? - Кружилин, помогая себе костылем, поднялся. Сегодня вот Дмитрий, когда стояли мы возле Звенигоры. говорил, что человек никогда не должен бояться высоты, ни ночью, ни днем. Это хорошо сказано и правильно. Только что такое высота? У каждого ведь она своя. Она не измеряется метрами или должностями, положением в обществе, она измеряется качествами человеческой души, нравственной сутью человека, его отношением к людям и к жизни, способностью каждого из нас увидеть в людях самое человеческое, а в жизни - самое справедливое и потому прекрасное... Способностью услышать, как тот же Дмитрий говорит, как соловьи росу клюют. Поэтому давайте, друзья, выпьем за этот слух, который не так-то просто дается. За эту высоту, на которой не так-то уж легко и просто держаться...

- Это верно, не просто! - вскрикнул вдруг Кирьян, по сути дела скомкав тост, и первый выпил.

Были потом и еще тосты - за Анну, за ее сыновей и невесток, за внучку Лену, было шумно и весело, и лишь Кирьян Инютин пьяно хмурился, а потом опять сказал свое:

- Не просто... не все могут. В самую суть ты, Поликарп. Колька мой - смог. Теперь вот в райкоме партии работает. А Верка - не смогла. Только и смогла... Что она смогла, Анфис?

- Помолчи, Кирьян, - попросила Анфиса.

- Не-ет, Поликарп - он правду говорит. В самую точку. Высматривала она в жизни, высматривала чего-то, как коршун добычу. А ее самою Аникей Елизаров схватил.

- Да пусть живут, тебе-то что? - опять промолвила Анфиса.

- Да теперь чего, пущай, - обмяк и он. Но упрямо проговорил свое: Автомобиль купили, ездит на нем, принцесса. А не смогла... Димка, ты прочитаешь или нет свои стихи? А то норму свою я уже выпил, чекушку опростал... Про войну мне, а, Дим?

Попросили и другие, Лена даже нетерпеливо захлопала в ладоши.

- Про войну... - Дмитрий встал. - Я на войне не был, по возрасту не успел. А Семен, наш брат, не вернулся с нее, сгорел в ее ненасытной пасти. Мы только что съездили в Норвегию, попытались найти его следы хотя бы... Там, в Норвегии, да и вообще, когда я бываю за границей... Редко, но бываю там. И там я особо остро чувствую, какая она, война, была с фашизмом, что пришлось нашей земле и нашему народу перенести. С фашизмом дрались все народы нашей страны, многие народы мира. И об этой битве с проклятой чумой я задумал написать поэму. И посвятить ее погибшему брату. Поэма будет состоять из монологов людей различных национальностей... Я вам прочту монолог русского человека, бывшего в войну мальчишкой и попавшего под оккупацию. Я попытался представить себя на его месте...

Проговорив это в полной тишине, Дмитрий замолчал.

- Ну? - нетерпеливо подтолкнул его Кирьян.

И, будто подчиняясь этому возгласу, Дмитрий начал:

Лишь глаза закрою..?

В русском поле

Под Смоленском, Псковом и Орлом

Факелы отчаянья и боли

Обдают сжигающим теплом.

Пар идет от стонущих деревьев"

Облака обожжены вдали,

Огненным снопом

Моя деревня

Медленно уходит от земли,

От земли,

Где в неземном тумане,

На кроваво-пепельных снегах.

Словно в бронзе,

Замерли славяне,

Дети,

Дети плачут на руках.

Жарко.

Жарко.

Нестерпимо жарко,

Как в бреду или в кошмарном сне.

Жарко.

Шерсть дымится на овчарках,

Жадно псы хватают пастью снег.

Плачут дети.

Женщины рыдают.