Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Агата и сын ее находились в первых санях, она сидела на голом дощатом днище, поджав под себя ноги, и держала в руках вожжи, Владимир лежал рядом, укрытый старым тулупом. Вторая лошаденка привычно бежала следом.

- Ты подремал бы, сынок. Пока-а еще доедем... - произнесла Агата, поглядев на сына.

Володька не откликнулся на это, а через некоторое время сказал:

- А что, мам, хорошо бы Дашутка-то в ученые люди вышла? Вон как учится. В агрономы бы, а то в ветеринары, еще лучше.

- Да... это хорошо бы, - негромко ответила Агата срывающимся голосом.

- Батяня приедет - мы ее доучим.

- Приедет, сынок, дай-то бог.

- Доктора, мам, сейчас знаешь какие! Они его вылечат.

- Дай-то бог, - еще раз сказала Агата.

После того письма, что Агата показала Анне на току, Иван прислал еще два-три, а затем письма прекратились, не было их всю вторую половину сентября, весь октябрь и ноябрь. Сердце Агаты все леденело, а когда выпал снег, и вовсе остановилось, будто его снегом этим засыпало и заморозило. "Вот и Ванюшка! Вот и Ванюшка..." - гвоздем долбила ей в мозг одна и та же страшная мысль, она стала чернеть и коробиться, как береста на огне. Лишь в самом конце ноября наконец-то пришла от него весть, пришел привычный треугольник. Агата, не читая письма еще, заревела на всю Михайловку от радости. А потом еще раз заревела от испуга, не сразу и сообразив, что самое страшное уже позади. Письмо было написано непривычно корявыми строчками. Иван сообщал, что в середине сентября он под городом Брянском, когда из него выбивали немцев, был "немного поранен в правую руку, осколком срезало на ней чуток пальцев, пришить чужие теперь нельзя, придется без них теперь махать рукой...".

- Про Семена... есть что?! - влетела в дом Анна, узнав о письме.

- Про Семена? Не-ет, - ответила Агата, думая о своем. И завыла, всхлипывая: - Без них теперь махать... Господи, не так же все! Не только пальцы! Тяжельше он поранен... Вот и строчки кривые, карандаш не может держать!

- Ну что орешь-то? - осадила ее Анна. - Живой же. Приедет скоро... Вот "вскорости комиссуют". Ты радуйся, дура, а она орать...

Да, Иван писал, что "вскорости комиссуют меня, значит, не гожусь теперь для войны, подлечут вот еще маленько в госпитале, вылечат окончательно то есть, не позже нового года, сказали мне, и выпишут, приеду я к вам, родные мои...". О Семене же - ни слова, будто никогда он вместе с ним не воевал, никогда не знал, нигде не встречал этого человека, племянника своего.

О Семене он написал несколько строк наконец в следующем письме, полученном два дня назад. Строки были скупые и непонятные и оттого еще более страшные. "Там Анна изводится, понятно, что я об Семене молчу. А что писать-то? Потерялся он от меня во время одного боя. Где он, я счас не знаю. Приеду, так расскажу, как это получилось так. Ты Анну успокой, мертвым я Семку не видел, значит, он может быть живым вполне..."

Когда Агата дала Анне это письмо, та прочла строчки о сыне своем молча, молча же встала и побрела к двери.

- Ты б, Анна, сама написала Ивану... Опиши, мол, подробно, что и как, посоветовала Агата, не зная, что сказать ей другого. - Вот адрес этого госпиталя, где Иван...

- Да что писать? - откликнулась Анна от дверей с нездоровой усмешкой. - И так все ясно...

Обо всем этом невесело вспоминала Агата, слушая, как повизгивает разрезаемый полозьями мерзлый снег. Думала об Иване своем: "Да неужто вернется, сердешный?.. Скорей бы!" И сквозь жившую во всем ее теле радость ожидания просачивалась откуда-то тревога: "А вдруг да приключится чего, и опять... Судьба-то у него такая - в любой момент возьмет да опять завернет?!"

От этой новой возможной несправедливости к Ивану, которую Агата привычно уже никак не могла исключить, сердце ее ныло и обливалось тупой болью.

Все так же было темно, приближались к березовым перелескам, меж которых стоял стожок. Снегу здесь намело немного, Агата это знала, дорогу к стожку торить почти и не надо, радовалась она. Разве проехать туда со шляха разок да обратно - и все. А коли так, может, хватит времени до обеда не раз, а два съездить за сеном, в четыре воза они укладут половину стожка, а после обеда вывезут и остальное.

И вдруг она, вместо того чтобы свернуть с дороги к стожку, остановила лошадь, выскочила из розвальней с криком:

- Сыно-ок!

- Что? - вскочил и Володька.

- Дорога-то к стожку... гляди!

Да, санный след к стогу был уже кем-то проложен, видно было, что туда ездили уже не раз и вывозили оттуда сено, - снег был усыпан сенной трухой, темная лента по белой земле уходила во мрак, пропадала меж перелесками.