- Извините, Поликарп Матвеевич, - слабым голосом, произнес Нечаев, не открывая глаз. - Вы извините меня.
- Сейчас придет врач, Федор Федорович.
- Это вы напрасно... Не надо врача. Я себя знаю, ничего страшного.
После аварии на заводе Нечаев чуть ли не полгода лежал в больнице, сперва в Шантаре, потом в Новосибирске, никто уже не надеялся, что он выкарабкается из могилы. Но он сумел встать на ноги, был назначен вместо погибшего Антона Савельева директором завода. Внешне он выглядел более или менее сносно, и первое время никто не догадывался, что его частенько скручивают и валят с ног приступы удушья и что его секретарша Вера Инютина, где-то в середине еще прошлого года уволившаяся из райкома и поступившая на завод, иногда по целым часам возилась с ним в кабинете. Она поила директора какой-то микстурой, всегда стоявшей в ящике его стола, клала холод на голову, иногда по его просьбе массировала худую, жиденькую грудь со страшными шрамами от ожогов.
Нечаев строго-настрого запретил ей сообщать кому бы то ни было, даже собственной жене, о его болезни.
Но в марте нынешнего года Нечаев, никому ничего не объясняя, освободился от своей слишком уж заботливой секретарши, перевел ее в систему заводского ОРСа, а на место Веры взял Наташу Миронову. Новая секретарша при первом же головокружении у Нечаева подняла на ноги весь райком партии, партком завода и весь заводской медпункт.
- Не смей! - приподнялся он было с дивана, когда Наташа у него в кабинете кинулась к телефону. - Холодное полотенце лучше на голову дай... Обратно в столовую прогоню!
- Это дело ваше! - резко проговорила Наташа. - Я не сама к вам в секретари напросилась...
Нечаев тогда потерял сознание, а когда очнулся, в кабинете находились Кружилин, Савчук, несколько врачей.
Это был первый случай, когда он потерял сознание. А затем приступы следовали один за другим; иногда его схватывало прямо где-нибудь в цехе, прибегали из заводского медпункта врач с санитарами, уносили оттуда на носилках замертво.
- Надо капитально подлечиться, Федор Федорович, - заявил в конце концов Кружилин, видя, что дело может кончиться плохо.
- Да? А завод?
- Что ж завод?.. Дело идет о вашей жизни или смерти.
- Нет, я здоров. Это - так...
Кружилин посоветовался по телефону с Субботиным, тот немедленно отреагировал на тревожные слова секретаря райкома, прислал из Новосибирска старичка профессора, известное на всю страну светило медицинской науки, в клинике которого Нечаев лежал после пожара.
- Денег девать некуда вам с Субботиным, так хоть на путешествие этого профессора истратить, - дернул только Нечаев своей куцей бородкой. - Он и без того знает, что я здоров.
Приезжий профессор несколько дней возился с Нечаевым, на прощанье выпил у него дома несколько чашек чая и вместе с ним же пришел в райком партии.
- Федор Федорович абсолютно здоров, - огорошил оп Кружилина.
- Вот, - торжествующе сказал Нечаев.
- Но процентов, знаете... ну, тридцать не тридцать, а процентов двадцать кожи и мяса на костях у него сгорело. И сейчас организм просто не справляется, знаете ли... чихает, как мотор, когда кончается бензин.
- Вот, - опять произнес Нечаев, но теперь уныло, с обреченной усмешкой.
- Что вот? - сердито вскрикнул старичок профессор. - Удивительно не то, что сейчас не справляется, - удивительно, как вы, любезнейший Федор Федорович, вообще обманули смерть.
- С вашей помощью, дорогой профессор, - буркнул Нечаев.
- С моей? Нет-с и нет-с. И сейчас я, собственно, приехал еще раз на вас взглянуть из любопытства. Я не знаю, не могу понять: почему, откуда и какие у вас жизненные силы? А уж поверьте, в медицине, в человеческом организме я немного разбираюсь.
- Что же вы посоветуете, профессор? - спросил Кружилин.
Старичок, худенький, седенький, снял очки, подслеповато сощурился, глядя поочередно то на Кружилина, то на Нечаева, протер носовым платком глаза и снова надел.
- Видите ли, молодые люди... Я советую ему работать, как работал. Федора Федоровича я предупредил - конец может наступить в любой день, в любую минуту... Но если оставить привычный ритм жизни, все эти заботы - кто знает, не наступит ли она еще раньше?! Да, кто знает... Жизнь суть движение, постоянная работа мышц, мозга, определенное состояние психики. Если еще популярнее вам сказать, всякий механизм в бездействии быстро ржавеет... Пейте, Федор Федорович, мою микстуру, я туда ввел некоторые новые компоненты...
Но микстура старичка профессора помогала все меньше. Нечаев сваливался с ног все чаще, синел, хрипел и надолго терял сознание. Придет ли он в себя после очередного приступа, никто сказать не мог. Никто, естественно, не мог знать, какой приступ будет последним, но все видели и понимали, что Федор Федорович Нечаев умирает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу