Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Это слово, неожиданно возникнув в сознании, почему-то не пропало, все другие исчезли, а это повторялось и повторялось без конца, словно клевало в мозг. Сперва вроде и не больно, а потом все ощутимее. "С музыкой! С музыкой..." Вскоре он уже ни о чем не мог думать, слово это через равные промежутки долбило в виски, как молотком, билось под черепом. "Неужели я схожу с ума?!" - опалило вдруг его, и Полипов, все слыша в мозгу это слово, не в силах встать, на четвереньках пополз к двери, заколотил в нее кулаками, яростно закричал:

- Откройте! Расстреляйте, только откройте... Я схожу с ума! Я схожу...

Никто ему не открыл. За дверью не раздалось ни звука, ни шороха. Обессилев от крика, он обмяк, растянулся тут же, у двери, лицом вниз, и так, дыша тяжко, с храпом, лежал долго.

С ума он не сошел. Просто второй раз не выдержали нервы. Второй - и последний.

Успокоившись, он перевернулся на спину, стал искать светлые полоски на потолке. Но никаких полосок там уже не было, - видимо, опять наступила ночь. "Ага... - облегченно отметил он про себя, почувствовал голод, и вдруг ему стало и вовсе легко. - Все равно они скоро придут, не для того же привезли сюда, чтобы с голоду уморить в этом подвале... Лахновский... Жив, оказывается. Кто же он такой теперь? Как узнал, что я здесь? Что ему теперь-то от меня надо?"

Когда раздался щелк отпираемого замка и тьму подвала прорезал луч электрического фонаря, Полипов воспринял это с облегчением: наконец-то! Луч пошарил по стенам, по полу, осветил его, скрючившегося в углу.

- Живой? - раздался голос того же Кузина. - Пойдем.

Теперь он был в немецкой форме, но знаков различия Полипов не разглядел.

- Безобразие, - буркнул он, будто имел здесь какую-то власть. - Еще бы немножко - и задохнулся в этой норе.

- Вы, большевики, живучие, - усмехнулся бывший "подполковник". - Особенно которые с дореволюционным стажем.

Он куда-то повел его по пустой темной улице мимо косых заборов и угрюмо стоящих во мраке домов. Нигде не было ни одного огонька, навстречу никто не попадался. У Полипова возникло ощущение, будто в деревушке никого, кроме него и Кузина этого, нет, хотя сознанием понимал, что это не так.

И действительно, когда подходили к длинному бревенчатому зданию, в каких обычно размещаются сельские школы, навстречу попались трое патрульных с автоматами. Они не остановили их, лишь оглядели и, узнав кривоплечего, отдали честь. Потом, когда входили в это здание, у самых дверей их остановил часовой, а из-за углов одновременно вышли еще двое. Кривоплечий что-то сказал часовому вполголоса, тот услужливо отмахнул двери, громко произнес:

- Пожалуйста, господин Валентик.

Они вошли в длинный коридор, тускло освещаемый керосиновой лампой. С правой стороны было несколько дверей, с левой - три больших окна, наглухо забитых фанерой.

- Во-он какая фамилия у вас! - усмехнулся Полипов. - Кузин лучше.

- Молчать! - зло теперь одернул его Валентик.

Пока миновали остаток широкого коридора, свернув, шли по какому-то узкому, метра в полтора, проходу, где с автоматами на шее стояли два человека, пока Валентик пропускал Полипова в какую-то дверь, в распухшей и немеющей от зловещей неизвестности голове его сразу металось несколько мыслей. Петр Петрович на мгновение вспомнил почему-то, как давно-давно, еще в той жизни, над которой полыхает необозримое звездное небо, он, дергаясь на диване, яростно кричал в лицо Полине, жене своей, что он русский и ему ненавистна даже мысль, что русскую землю будут топтать чужеземцы; одновременно мелькнуло сожаление, что вчера ночью, когда они шли вдоль оврага и по оврагу, не попалась навстречу ни одна живая душа; и тут же колотило в мозг: слава богу, что не наткнулись ни на кого, хорошим это кончиться не могло; конечно, если бы в схватке Кузин... то есть Валентик этот был убит, это бы хорошо... но вперед он его успел бы пристрелить; а если бы не успел чудом, а самого Валентика взяли живым, для него, Полипова, лучше бы уж мертвым быть, - надо полагать, Валентик все знает о его давних связях с Лахновским. Вон когда началось то, от чего нет спасения! Вон когда...

Перемешавшись, перепутавшись одна с другой, мысли эти ворочались под черепом, разрывая его.

И вдруг исчезли, точно их выдуло, голова стала пустой и гулкой, как тот широкий коридор, по которому они только что шли, - он стоял перед Лахновским!

Он сразу узнал его, Арнольда Михайловича Лахновского, хотя тот неузнаваемо изменился - катастрофически постарел, сморщился, стал будто еще короче ростом, нос похудел и заострился. Глаза лишь, кажется, были прежними - они так же насмешливо поблескивали, как давно-давно, так же продавливали насквозь.