Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Горохов действительно сидел за соседним столом молча, смотрел в начатую рукопись, но не писал, вертел в руках авторучку. Авторучка была у него хорошая, трофейная, ослепительно поблескивала никелированным наконечником. И этот блеск, как недавно звон медалей Горохова, опять вызвал у Полипова вспышку раздражения.

- Два дня живете здесь, а как... в свинарнике! - произнес он, захлопывая подшивку. - Надо хотя бы элементарную чистоту навести в помещении.

- Слушаюсь. Сейчас будет сделано, - хмуро сказал Горохов, встал и вышел.

"Что же это я?! - запоздало пытаясь взять себя в руки, подумал Полипов. Теперь-то уж совсем... совсем не установить мне с ними контакта. Трудно мне будет здесь служить..."

Через день Полипов Петр Петрович, выпустив за своей подписью первый номер дивизионной газеты, получил звучную и неприличную кличку Триппер.

* * * *

Кличку он эту получил благодаря фантазии литсотрудника Саши Березовского никогда не унывающего младшего лейтенанта, толстощекого, румяного, как яблоко, начиненного энергией, словно порохом, который то и дело взрывался, любившего больше всего бывать на передовой во время боя, на самых жарких огневых позициях, и рассказывать о своих необыкновенных любовных приключениях. Материалы с передовой он всегда приносил самые нужные, делал их быстро и интересно, а любовным похождениям его никто не верил. Более того - в отношениях с женщинами он был робок и застенчив.

Когда вышел первый номер газеты, подписанный: "Ответственный редактор П.П. Полипов", Березовский воскликнул:

- Смотрите, ребята, что получается! Целых же три "пэ" в подписи!

- Ну и что?

- Фантазии нету! Мозги не работают, сахару мало едите. Три пэ... Сокращенно если - трип. А полностью?

- Полностью будет - триппер, товарищ младший лейтенант, - угрюмо, без улыбки, сказал сержант Климов, которого Полипов успел распечь за халатное отношение к машине, что было несправедливым, ибо за драндулетиной своей сержант ходил, как за малым ребенком.

Раскатился сдержанный, правда, хохоток, потому что присутствующий здесь же старший лейтенант Горохов обрезал Березовского и Климова:

- Будет вам.

Однако, взяв газетный листок, глянул на подпись и тоже улыбнулся, отходя.

На другое утро Березовский обратился к Полипову:

- Товарищ майор! Говорят, в нашу дивизию штрафная рота прибыла, в деревне Малые Балыки остановилась. Разрешите туда смотаться? Это недалеко.

- Зачем?

- Штрафная рота же... Интересно. Никогда не встречал штрафников. Разрешите в бой с ними сходить?

- Что за несерьезность такая! - сказал Полипов, повернувшись почему-то к Горохову. - Не хватало еще штрафников прославлять в газете. Мало разве настоящих героев, достойных освещения в печати? А штрафники - ото заключенные. Вы встречали когда-нибудь в прессе материалы о штрафниках?

- Да нет будто, - сказал Горохов.

На другой день дивизия вступила в бой, по горизонту поднялись дымы, гром пушек и разрывы бомб глухо докатывались даже сюда, в расположение редакции. Прифронтовая полоса ожила, туда, к линии огня, шли и ехали войска, грузовики с боеприпасами, двигалась различная техника, оттуда везли раненых, одних размещали в недалеко расположенном медсанбате, других отправляли куда-то дальше. Рев автомобильных и танковых моторов, суматоха, крики, ругань... Все это было для Полипова внове, все это оглушало и ошеломляло, рождало неясный страх. Но всего этого он пытался не показывать, сидел в комнате и сосредоточенно вычитывал рукописи и гранки...

Через несколько дней, когда стало чуть потише, в расположении редакции появился однажды под вечер рослый, голубоглазый артиллерийский подполковник с толстыми, немножко тронутыми сединой усами, в роговых очках. Он приехал на попутной машине, предъявил удостоверение спецкора армейской газеты на имя Кузина Григория Егоровича, выданное ему всего три дня назад. На поясе у него, рядом с пистолетной кобурой, торчал нож в чехле, с другого боку болталась саперная лопатка, тоже в чехле из шинельного сукна.

На крыше сарая, освещенного последними лучами солнца, шумно дрались воробьи. Кузин долго смотрел на них, потом сказал, улыбаясь:

- Ах, черти! Война войной, а природа неистребима. У меня в московской квартире три кенара осталось и два попугайчика. Жена пишет, что попугаи и два кенара уже околели - нечем кормить. Третий приучился есть картошку. Голод не тетка.

- Как там фотокорреспондент Миша Соцкий поживает? - спросил Горохов.