А потом начались события вообще непонятные, приведшие Лахновского в ужас. Что случилось в Москве 7 ноября 1927 года, он в подробностях не знал, так как находился в это время в деревне Жерехово, неподалеку от Орла, где он пару лет назад купил небольшой, но уютный домик, стоящий в глухом месте, на берегу крохотной речушки, заросшей всяким разнодеревьем. Там он уже несколько дней вел разговоры с представителем германской военной разведки Рудольфом Бергером. Это был довольно шустрый человечек неопределенных лет, с прыгающими глазами, которые, однако, при необходимости имели способность уставиться в одну точку, как крючками, намертво зацепить взгляд собеседника и струившимся из этих зрачков безжалостным холодом останавливать сердце. Бергер в обмен на самую разнообразную информацию "экономического, социально-гражданского, а по возможности и военного характера" предлагал большие деньги.
С Бергером Лахновского познакомил тот же Белокопытов в их особняке на Балчуге, охарактеризовав его как "концессионера некоторых каменноугольных шахт в Союзе". "Концессионер", однако, сразу же объявил, что Лахновский интересен ему не в связи с горным делом, а как человек, много разъезжающий по стране и потому имеющий обширную информацию. Лахновский сразу насторожился.
- Кроме того, вы, кажется, успешно изучаете немецкий язык? - улыбнулся Бергер тонкими губами.
- Да, я немножко знал и раньше. Но так, на уровне Анна унд Марта баден. И вот решил...
- Похвально, - перебил Бергер. - Люди, знающие немецкий язык, язык команд и приказов, будут вскоре очень нужны. Вы меня поняли?
- Да, - сказал Лахновский, действительно понявший, кто таков на самом деле этот "концессионер". - Но я по профессии следователь. Я сам вербовал себе в старое доброе время... сотрудников и хотел бы ясности.
- О-о, я прекрасно осведомлен о вашей прошлой деятельности. Поэтому и попросил моего друга господина Белокопытова познакомить меня с вами. Может быть, нам удобнее будет побеседовать в вашем имении - в Жерехове?
Бергер знал и это, хотя, как полагал Лахновский, о его покупке дома в Жерехове абсолютно никому не было известно.
Все вопросы о постоянном сотрудничестве Лахновского с "Отделением III-Б" германской военной разведки были обговорены и решены (включая и предоставление всей известной ему сейчас и в будущем информации о троцкистском подполье), когда Рудольф Бергер, придя однажды утром к Лахновскому с прощальным визитом, вдруг, шныряя зрачками по углам комнаты, сказал:
- Ваш красный Наполеон, кажется, сломал себе шею. И, может быть, мы, господин Лахновский, напрасно имели намерение так щедро платить вам.
- Что... случилось что-нибудь?! - испуганно воскликнул Лахновский.
- Случилось. Ваш Троцкий седьмого ноября устроил на Красной площади политическую демонстрацию, вслед за которой должен был последовать, кажется, государственный переворот. В этом смысле - да, случилось. Но больше ничего не случилось. Русское ОГПУ было начеку...
Бергер перестал дергать глазами, уставился на Лахновского, будто змея прицелилась.
- Русские чекисты начеку? Это как называется? Каламбур, что ли?
Лахновского прошиб пот.
- Этого не может быть! Откуда у вас эти сведения? Вы это... точно знаете?
- Сведения у меня всегда точные, запомните это, господин Лахновский, холодно произнес Бергер. - А если они у меня будут неточными, рассчитываться будем уже не мы с вами, а вы с нами...
- Боже, боже! - простонал Лахновский.
- Не беспокойтесь, - понял его по-своему Бергер, - уговор наш относительно вознаграждения остается в силе. Уговор дороже денег. Это пословица или поговорка?
Лахновский молчал, как пришибленный. Бергер произнес:
- В Москве вам вряд ли целесообразно сейчас появляться.
И, не прибавив больше ничего, ушел.
Лахновский, несмотря на предупреждение Бергера, все же решил поехать в Москву. Бывшая хозяйка особняка встретила его широко открытыми от страха глазами.
- Вы с ума сошли! Убирайтесь! В Москве аресты... Я понимаю, вы приехали из любопытства. Белокопытов три дня назад тоже приехал из любопытства. Его тут и арестовали... И, между прочим, спрашивали, кто живет в этой половине. Кажется, вас они особенно не знают, но обыск произвели. И хотя, как я заключила, ничего не нашли, уезжайте от греха. Возьмите свежее белье.
Эта старуха-полуидиотка, как Лахновский убедился, при надобности могла рассуждать очень здраво и вполне определенно.
- Нетерпеливцы вы! Ах, какие вы нетерпеливцы! - сожалеюще говорила она, когда Лахновский, схватив портфель, стал засовывать туда белье. - Плоды не созрели, а вы уже трясете дерево. Мой муж-покойник был пошляк и развратник. Но даже он понимал... И у него была поговорка: пока девочка не загорелась, нет смысла ее раздевать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу