Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Ружье было кремневое, а где кремень взять? И все запалочное устройство сгнило.

- Выбрось ты его!

- Еще чего! Самопалов знаешь сколько делал? Вот тут сейчас я щель напильником пропилю. Проволочную петельку в приклад забью.

- Зачем?

- Спичка сюда должна вставляться. Чирк - и готово! Успей только прицелиться.

Еще провозившись несколько дней, он пропилил-таки щелку сбоку ствола, опять прикрутил ствол к прикладу, в дерево напротив прорезанной щелки вбил проволочную петельку, осмотрел "пищаль" со всех сторон, задумчиво посвистел и неуверенно произнес:

- Испытать необходимо.

- Коль, не надо, - еще раз хныкнула Ганка, неоднократно уже говорившая, что стрелять из такого ружья опасно.

- Да ты что?! - недовольно воскликнул он. - Столько работы проделано! Бу-удет жахать! За милую душу. - И, заметив что-то в ее глазах, подступил к ней вплотную. - Ты чего? Фискалить на меня... задумала?

- Нет, что ты! - Она отступила на шаг. - Откуда ты взял? Только я говорю...

- Хватит говорить. Я ж не порохом. Нету пока пороха. Лысый дед не дал покуда самосаду. "Покажи, говорит, сперва свою пищаль..." Мы спичками зарядим. А?

- Не знаю, - мотнула головой Ганка. - А спички где взять?

- Да у меня есть... немного.

Спички, как и все прочее, были в большом дефиците, но Колька вытащил из кармана синий бумажный спичечный пакет, отсыпал из пакета полную горсть, сел за стол и начал соскабливать с хрупких палочек серные спичечные головки. Проделывал он это с таким выражением лица, что Ганка, необъяснимым чутьем чуя, что сейчас произойдет несчастье, все равно ничего больше сказать не могла.

Наскоблив спичечных головок приличную горку, он все, до последней крупинки, ссыпал в ружейный ствол, толстой проволокой забил бумажный пыж и встал.

- Ну, я пойду. В огород, что ли. А ты домой ступай. Мало ли чего...

- Нет уж. Теперь я не уйду.

- Ну, ладно, оставайся, - великодушно разрешил Инютин. - Близко только не подходи.

Они вышли во Двор, остановились у стенки сарая. Николай вставил в проволочное ушко для верности сразу две спички, достал из ополовиненного спичечного пакета зажигательную плашку.

- Отойди, говорю!

Ганка от окрика вздрогнула, отступила на два-три шага. Николай чиркнул плашкой по спичкам, приклад прижал к плечу, ствол задрал вверх, а голову в ожидании выстрела на всякий случай отвернул подальше от ружья...

Но выстрела не последовало. Спички с шипением загорелись и через одну-две секунды потухли. "Пищаль" молчала. Колька уже приподнял голову: что, мол, такое, почему осечка? Но в это время опять послышалось какое-то шипенье, из ружья сразу из двух мест - из прорези запала и из того места, куда ударял курок, - вырвались две тугие струи дыма, хлестанули прямо Кольке в лицо и сильно обожгли. Николай мгновенно бросил свою "пищаль" в снег и, закрывая лицо ладонями, согнулся, отскочил к Ганке.

- Коля? Коль! - успела крикнуть девушка, и в эту секунду ружье рвануло. Взрыв был негромкий, так, щелкнуло что-то, как из пугача, но снег вокруг "пищали" вспух бугром, сквозь это снежное облако, крутясь в воздухе, мелькнул ствол и исчез, а приклад отлетел к стене дома, ударился об него и упал к Ганкиным ногам.

- Я говорила, я говорила! - во весь голос закричала она.

Инютин зажимал лицо ладонями и из стороны в сторону мотал головой. Она склонилась над ним, затормошила за плечи:

- Что с тобой, Коль? Коля?!

- Гадство такое, а? Заряд не рассчитал. Много заряду дал...

Он отнял руки от щек. Вся правая половина лица была густо закопчена и обожжена.

- А глаз? Глаз, Коля?! - заплакала Ганка. - Правый-то глаз у тебя...

- А что? - Колька зажал ладонью левый глаз, правым поглядел на Ганку, на плетень, по которому прыгали воробьи, поморгал сожженными ресницами. - Глаз видит. Чего ему сделается?

- Пошли скорее, обмоешься! Ведь если домой кто придет...

В доме она помогла ему смыть копоть с лица. На обожженной щеке вздулся волдырь. Николай чуть постанывал, когда Ганка, суетясь, осторожно промокала тряпкой водяные капли вокруг опаленного места.

- Больно? Сильно больно? Я счас... - без конца повторяла она.

- Ерунда. Гань... - Он взял ее неожиданно за локоть. Взял сильно и цепко, потянул к себе.

- Ой! - воскликнула она, смертельно перепугавшись.

- Гань... Гань... - шептал он, подтягивая ее все ближе.

- Не смей! Не смей! - Она сопротивлялась, чувствуя, что силы уходят, что еще секунда - и сил не будет вовсе. Но в это время за окном послышался Лидкин голос. Она с кем-то попрощалась, через полминуты вошла в дом, замерла, удивленная, у порога, переводя взгляд с Николая на Ганку, отпрянувшую в самый дальний угол.