Клаус Штикельмайер - Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок

На каждом шагу унтер-офицеры искали, к чему придраться. Парня, который недостаточно ровно стоял по стойке смирно, называли кривой какашкой или косоглазой бестолочью и командовали ему «Сомкни булки!» или «Подбери скелет!»

Солдатский обед состоял не из скудных запасов в его шкафчике, нет — кухонный бык, он же повар, шлепал в котелок еду, наполняя его до половины, в окошке выдачи на казарменной кухне.

Иногда таким обедом была мешанина, вроде бобового супа с мясом или горохового супа с салом. Как часто говорили, «с боба шепот, с горошины стрельба». С этими супами, которые при варке размешивались в кашу, никогда нельзя было понять, есть ли там мясо.

С некоторыми блюдами — такими, как жареная картошка с небольшими сосисками, — было хотя бы видно, что ты ешь, в смысле мяса. В уставе 1941 года № 86, «Армейская поваренная книга», на странице 43 есть пассаж, оговаривающий подачу мяса: «До раздачи еды разделите мясо на порции. Солдат любит видеть свою порцию мяса. Поэтому, если возможно, мясо не должно резаться на мелкие кусочки, перемешанные с едой, или присутствовать в пище в виде отдельных волокон».

В том же издании, страница 107, под заголовком «10 заповедей армейского повара» выразительно пересказывается та же мысль: «В последнюю очередь нарежь мясо на мясной разделочной доске, держи порции в тепле внутри баков, выдавай по одной. Причина: солдат хочет видеть мясо!»

Хотя приходилось строго следить за пайками — добавки никому не давалось, — еду, поддерживающую новобранцев в Гросс-Глинике, раздавал не каптенармус, а повар.

На хранящейся у меня фотокопии устава № 86 на обложке и титульном листе оттиснуто

To есть устав действителен не только для наземных войск, но и для Кригсмарине и Люфтваффе. Он напечатан 16 августа 1941 года Главным командованием Вермахта.

После короткого дневного отдыха солдаты запасного батальона обычно проводили остаток дня на открытом воздухе. Они часто шли на стрельбище учиться стрельбе.

Благодаря ориентированной на пехоту базовой стрелковой подготовке, включавшей разборку-сборку основного оружия немецкого пехотинца в полной темноте, все новобранцы, посещавшие стрельбище, хорошо разбирались в пулемете образца 1934 года, карабине «Маузера 98К» и обоих 9-мм пистолетах, а именно «Люгере» и «П-38».

Разбирая любой из этих видов оружия, рядовой должен был класть все мелкие детали в свое кепи, чтобы они не потерялись. Из-за того, что детали были в смазке, подкладка кепи пачкалась, и ее приходилось стирать с мылом. Унтер-офицеры всегда внимательно проверяли подкладку кепи и белый подворотничок, пристегнутый изнутри к воротнику серого полевого кителя. Почти все, кому досталось чистить картофель и мыть туалеты в казарме, были перед этим пойманы в одежде с пятнами жира, кожного сала, а в случае с полевыми кепи — ружейного масла.

«Неумение правильно отдать честь» тут и там создавало новобранцам кучу неприятностей. Однако на стрельбище за отдание чести старшему по званию рядового могли обозвать, или наорать на него, или и то и другое. Во всем Вермахте отдание чести было запрещено на стрельбищах и внутри умывальных и туалетов.

И все равно на стрельбище унтер-офицеры отыгрывались на рядовых. «Не суй правый глаз в левый карман кителя!» и «Хватит трястись, как будто тебя сношают!» то и дело раздавалось над линией огня.

Со временем какой-нибудь удачливый парень на 100 метрах попадал из своего 7,92-мм карабина особенно кучно. Наградой меткому стрелку был железнодорожный билет и короткий отпуск.

Те, кто упражнялся с карабином 98К, не забудут фразу, с которой начиналось часто повторяемое наставление: «Карабин 98К — оружие, предназначенное, чтобы стрелять, колоть, бить прикладом и цевьем».

Иногда конец дня объявлялся «часом чистки и починки», который у нас называли часом пердежа и траха. Чтобы убедиться, что рядовые занимались своими ботинками и формой, а не игрой в скат или другую карточную игру, унтер-офицеры болтались в казарме до самого ужина.

Ах да, ужин! Это слово означало, что из шкафчика доставалось что-нибудь, примерно соответствующее скудному завтраку. В общем, ужин был столь же недолгим, как недолог этот абзац.

Фигурально выражаясь, «быть на службе» означает быть на службе, а «пьянка» означает пьянку, прямо противоположное занятие. Оно подчеркивало разницу между занятием делами и расслаблением или, например, что солдат делал до ужина и что он делал после.