Энрике Каррильо: Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти

Беззвучно, как фантом появляется, наконец, баядерка.

Это народная танцовщица, местное растение, природный плод страны. Бронзовый цвет ее кожи не вызван эссенциями и если ногти ее пальцев ноги позолочены, то только под влиянием солнца. Они так и должны блестеть. Никакое хитроумное влияние не портит ее наивного художественного исполнения. Никакой ритуал не взвешивает ее шаги. И из всех украшений из драгоценного металла, которые на ней, только два больших черных алмаза ее глаз не фальшивы. Но какое это имеет значение! Так же как она, проста и божественна, не для того, чтобы радовать князей, а чтобы вызывать опьянение малабарских моряков и сингальских грузчиков, так же как она показывает себя этой ночью, окруженная скромными гирляндами из цветов, под фосфоресцирующим покровом неба, она кажется достойной сестрой сказочных, таинственных Девадаси.

Музыка затягивала меня все больше и больше. У нее есть тот же убаюкивающий и монотонный ритм, с которым заклинатели змей заговаривают своих животных. Я точно наблюдал, как баядерка поворачивает шею и двигает голову. Это ритм змеи. И волнистые линии полных рук, движения вверх ног, спиральные линии всего тела, они все принадлежат змее, священной змее.

Медленно, больше скользя, чем шагая, прекрасная танцовщица приближается, до тех пор пока она не касается зрителей первого ряда своими голыми носками. Золотые кольца вокруг лодыжек и множество других пряжек, которые надеты на ней, сопровождают все ее ритмы тихим перезвоном. Трехрядное ожерелье из пестрых камней не перестает вздрагивать, доказательство долгого волнения ее плоти даже в мгновения мнимого спокойствия. И не только ее руки и ноги в движении, не только шея и бедра, нет, все ее тело в волнении.

Даже кожа оживает; и единство, гармония обнаруживается настолько полно, что, если улыбка мелькает над губами, то та же улыбка торжествует на груди, руках и ногах. Все живет, все вибрирует, все ликует, все любит. То, что показывает баядерка, гораздо в большей мере пантомима любви, чем танец. Ее жесты обворожительны. С громким звоном ее нарядных цепей она приближается к избранному и просит его, сокровища в красоте, которую она предлагает ему рассмотреть по отдельности. Какое наивное и зажигательное кокетство в каждом движении! «Эти глаза», – кажется, говорит она, – «эти мечтательные и печальные глаза, эти пухлые губы, эти дышащие наслаждением руки, это все дрожащее тело, это все принадлежит тебе, смотри на него!» И чтобы показать себя с самой лучшей стороны, она приближается к нему совсем близко, удаляется, возвращается и повторяет эту игру много раз…

Ее взгляды действуют как любовный напиток, который предлагает наслаждение. Ноздри всасывают жадно воздух, и этот воздух оплодотворен самыми возбуждающими ароматами Востока, главным образом, возбудителями восхищения и безграничной чувственности. Постоянно вздрагивающее тело потягивается все больше, чтобы начать извиваться, наконец, в пленительных спиралях. Руки, которые поднимаются волнистыми линиями, кажется, растут беспрерывно. Музыка ускоряет свою пронизывающую, колючую, безнадежную мелодию… И охмелевшие от ритма, мы не видим, наконец, наполовину расплывчатую среди кругов между ветками и цветами над увлеченной толпой, ничто иное, как одну прекрасную, в украшении пестрых камней блестящую змею. Блестя как золото, пьяная от наслаждения, она извивается в танце.

Производило ли сенсационное выступление Маты Хари на ее парижских поклонников такое же глубокое и таинственное впечатление, как на меня произвел наивный танец маленькой, скромной баядерки Канди? Я так не думаю. Как верная ученица апсар Канда Свани, знаменитая танцовщица сначала умышленно не обращала внимания на простоту народных праздников и никогда в своих литургических исполнениях не забывала о требованиях ужасного Шивы, этого Бога всех прегрешений, всех судеб, всей жестокости. В письмах поэтам и музыкантам, которые по ее просьбе составляли изложения содержания для танцев, она определенно подчеркивает желание ничего не предоставлять полету фантазии, а всегда подчинять себя точным правилам мифологического символизма. Действительно, каждая из ее пантомим должна была восприниматься как пластичное исполнение какого-либо священного стихотворения, соответствуя тому, что на пурпурном гранитном алтаре в пагоде малабарских торжеств, ночами таинственных оргий демонстрируют обнаженные баядерки как олицетворение троекратного мифа о Пахвани, Лакми и Шакти.