Лин Паль - Все тайны Третьего Рейха

Но дело обошлось без нажима. Князь Лихтенштейна и доктор Фрик в разговорах со мной подчеркивали, что все население страны было единодушно в этом вопросе и правительство получало прошения от фермеров и крестьян, моливших проявить христианское милосердие и помочь несчастным скитальцам. Маленький народ Лихтенштейна, воспитанный в католической традиции, понял глубину человеческой трагедии русских и считал, что этот аспект перевешивает соображения политического благоразумия и материальной выгоды. Вообще к делам материальным население Лихтенштейна проявило редкостное безразличие, способное привести в ужас правоверного шведского социал-демократа.

В 1945 году в стране жило 12 141 человек, а годовой бюджет достигал двух миллионов швейцарских франков. Тем не менее, жители этой чисто сельскохозяйственной страны без единой жалобы более двух лет выделяли на содержание русских 30 тысяч швейцарских франков в месяц. Кроме того, они оплатили все расходы по их эмиграции в Аргентину, что составило около полумиллиона швейцарских франков. Правда, через три года западногерманское правительство взяло на себя ответственность за эти расходы и выплатило их Лихтенштейну, но в 1947 году предвидеть это было невозможно. Конечно, можно сказать, что у Лихтенштейна не было общих дел с Советским Союзом, что английское, американское и французское правительства добивались скорейшего возвращения своих военнопленных, что шведы ждали поставок угля от Польши, тогда как у Лихтенштейна не было на востоке никаких интересов.

И это действительно так, но есть одно очень существенное соображение. Лихтенштейн — конституционная монархия, в которой князь пользуется огромным авторитетом, как личным, так и политическим. Но до 1945 года это суверенное государство обеспечивало лишь малую часть доходов князя. Основной источник богатства его семьи составляли огромные владения в Чехии. В 1945 году чешское правительство заявило о своем принципиальном уважении прав князя, но на практике местные коммунистические комитеты взяли под контроль большую часть княжеских владений в стране. Князь обратился в суд, отстаивая свои права, но в 1948 году коммунисты захватили власть в стране. Тем самым все права на частную собственность и вообще всякая законность были разом отменены, так что князь должен был крепко подумать, прежде чем задевать тех, кто мог лишить его собственности.

Этот фактор, однако, был для него второстепенным — так же, как для его подданных вопрос о налогах, которые шли на беженцев. Таким образом, крошечный Лихтенштейн, где не было армии, а полиция составляла 11 человек, сделал то, на что не осмелились другие европейские страны.

Правительство Лихтенштейна с самого начала решительно заявило советской репатриационной миссии, что позволит уехать из страны только тем, кто выскажет желание вернуться в СССР, и ни разу не отклонилось от этой линии. Когда, например, миссия намекнула, что генерал Холмстон-Смысловский должен предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях, правительство Лихтенштейна вежливо, но решительно потребовало доказательств, а поскольку таковых не оказалось — дело тем и кончилось. Никаких неприятностей не последовало, и советская миссия, поняв, что ничего не добьется, вскоре отбыла восвояси. Я спросил князя, были ли у него сомнения в успехе выбранной линии. Мой вопрос, по-видимому, удивил его. „Нет, — объяснил он, — с советскими надо говорить жестко — это им нравится. Ведь лучше всего они понимают язык силы“».

Смысловскому удалось отбиться от советских товарищей, но никак не удалось в начале войны с СССР убедить немецких военных, что только пересмотр восточной концепции позволит им без особой крови разбить советские части. Стоило перевести завоевательную и истребительную войну в освободительную — мы могли бы получить другую историю, даже и с Тысячелетним рейхом, но в откорректированном варианте. На стороне Рейха в этой войне сражалось более 2 миллионов жителей СССР. Вряд ли в какой другой нации нашлось столько «предателей».

Значит — дело не в предательстве?

Дело в ненависти к режиму.

Однако и немецкий режим оказался ничуть не лучше, это и свело на нет усилия добровольцев. Они желали видеть свободную Россию так же, как и жители Германии — свободную Германию. В этом-то и есть особый фокус войн. Завоеванные не могли стать победителями. Однако и завоеватели не смогли победить.

Всю гибельность войны на востоке очень хорошо понимали те, кто в ней участвовал, но не Гитлер. Для Гитлера это была война Света и Тьмы. Еще во время боев за Москву многим стало ясно, что фюрер требует от армии невозможного. После начала отступления это стало еще яснее. Гудериан рассказывал, что пытался объяснить своему главнокомандующему, как обстоят и дела и почему приходится сдавать рубежи, но тот ничего не желал слушать. «Я доложил ему, что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша и Ока отсутствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации длительной обороны. Если он считает необходимым сохранить войска и перейти на зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может. Гитлер рассердился: „В таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!“»