ВАЛЕРИЙ ШУМИЛОВ: ЖИВОЙ МЕЧ, или Этюд о Счастье.

Как только они воюют: без дисциплины, без правильного строя, без законных начальников? А ведь воюют! И как! – Пока удача была на стороне разбойников: не имперцы, а республиканцы стояли сейчас на бельгийской земле, и не санкюлотские генералы, а офицеры австрийского императора засылали парламентеров с условиями сдачи укрепленной крепости. Дабы избежать резни…

Впрочем, Кюненберг знал, что переговоры должны были послужить лишь поводом для затягивания времени: на самом деле командование гарнизона не рассчитывало сразу сдавать крепость. Еще несколько дней, еще неделя – и войска Саксен-Кобургского принца придут на помощь Шарлеруа… Должны прийти… И тогда, опираясь на крепость, принц Фридрих, великий полководец императора Иосифа II, нанесет сокрушительное поражение французам, вновь отбросит их за Самбру, отстоит Бельгию и поведет наступление на Париж… Но для этого надо было выиграть время. Время сейчас являлось для гарнизона осажденной крепости самым главным…

Но, как показали дальнейшие события, времени Кюненбергу не дали. Вместо командующего французской армией генерала Журдана навстречу ему шагнул высокий молодой человек в полувоенной одежде, но явно штатский : в длинном синем сюртуке с отворотами, коротких кавалерийских сапогах, с национальной кокардой Французской Республики на груди, опоясанный трехцветной перевязью, в круглой шляпе с пышным султаном, также перевязанной трехцветной лентой, с длинной саблей на поясе, которая, впрочем, не делала его похожим на республиканского офицера. Скорее он походил на бывшего аристократа (или просто – «бывшего», – так теперь в стране Карла Великого называли исчезнувших с начала революции вместе с отмененными титулами и привилегиями французских дворян). Об этом говорил весь облик молодого человека, по-видимому, комиссара (а гражданским, которому подчинялись офицеры, в этой странной французской армии нового типа мог быть только экстраординарный комиссар, – Кюненберг уже был наслышан об этих ужасных людях, в чьей власти было расстреливать даже не оправдавших доверия генералов), его превосходно сшитый костюм, изящество манер, сквозившее в каждом жесте.

Классически красивое лицо комиссара было совершенно бесстрастным, а взглянув в его немигающие серо-голубые глаза, Кюненберг почувствовал внезапный холод. Впрочем, холодом веяло от всей фигуры молодого человека. Это подчеркивалось и его костюмом: несмотря на сильную июньскую жару, удивленный майор отметил, что француз был в перчатках, его роскошная шляпа была надвинута на самый лоб, сюртук застегнут на все пуговицы, а тугой пышный белый галстук многократно обернут вокруг шеи. Холодным и лишенным интонаций был и тон голоса, которым он представился майору:

– Я – уполномоченный правительства Французской Республики. Итак, вы сдаете Шарлеруа?

Австриец заколебался, не решаясь заговорить с гражданским лицом. Тем более что чуть поодаль, футах в тридцати за спиной комиссара, виднелась кучка переговаривающихся между собой офицеров, в том числе, кажется, два или три генерала (Кюненберг узнал их по богато расшитым галунами отворотам мундиров). Но, видя, что они только наблюдают за происходящим, майор пожал плечами, вынул из-за пазухи мундира запечатанный пакет и протянул его комиссару:

– Уполномоченный австрийской армии майор Иоганн Фридрих Мария фон Кюненберг, – представился он по-французски. – Имею честь вручить вам письмо от моего командования.

Молодой человек не шевельнулся:

– Нам нужна не бумага, а крепость. Сдавайтесь.

Рука Кюненберга с письмом застыла в воздухе. Комиссар продолжал стоять неподвижно. Австриец опустил пакет и удивленно произнес:

– Но вы даже не начали переговоров…

– В них нет нужды. Сегодня же гарнизон Шарлеруа должен капитулировать. В противном случае заговорят пушки, – комиссар резко махнул рукой в сторону укрепляемых французскими солдатами позиций. – И тогда не ждите пощады.

– Капитулировать на милость победителя, даже без переговоров, без предварительных условий – значит навеки покрыть себя позором! – Кюненберг не сразу нашелся что сказать.

– Мы не можем покрыть вас позором или славой, – резко ответил комиссар. – Так же как не во власти австрийцев покрыть позором или славой французскую нацию. Между нами нет ничего общего.

Австрийский майор растерялся. Помедлив, он убрал обратно так и не распечатанное письмо. Затем еще раз взглянул в стальные глаза комиссара и понял, что переговоры окончены.