Когда меня отправляли на восток, я был фактически убежден, что не успею поучаствовать в боях. Отто Дитрих объявил по радио, что с конца лета в России будут нужны лишь действия по наведению порядка.
На месте все оказалось совсем иначе.
После нескольких дней в Кировограде я получил приказ прибыть в часть, в составе которой я побываю почти во всех своих боях войны, а именно 198-ю пехотную дивизию, сформированную в Баден-Вюртемберге. Я доложил командующему 308-го гренадерского полка, пожилому человеку, которого, как я сразу заметил, очень любили его люди. Этот полковник, «Папа Шульц», сказал мне с сильным швабским акцентом: «Для моих швабцев не пройдут отговорки, что вы даете своим пруссакам!» Он сразу сказал, что он от меня ждет. Как я позже установил, я был действительно почти единственным нешвабцем в офицерском корпусе его полка.
Солдаты на фронте с сильной горечью относились к неверному истолкованию и недопониманию реальной ситуации. У меня почти не было времени, чтобы привыкнуть к Восточному фронту. Через несколько часов после моего прибытия я был на вершине безлесного холма, напротив шахты, занимаемой русскими. Мои укрепления (!) назывались «высотами Линцмайера», в честь того лейтенанта, которого я был послан заменить. Позиции занимали лишь несколько унтер-офицеров и солдат нашего 1-го батальона. Слева и справа от нас были большие бреши в линии обороны. Единственной поддержкой защитников одинокого холма был взвод тяжелых пехотных пушек, обстреливавших подходы к высотам Линцмайера и шахте. Для меня настоящая война началась только теперь, на высотах Линцмайера.
На фронте я познакомился с фельдфебелем Рейфом, командиром взвода пехотных гаубиц. Он был кандидатом в офицеры и позже служил сначала в качестве моего временного адъютанта, а затем командующего 13-й роты 308-го гренадерского полка. Он был очень приятным и энергичным джентльменом с хорошим чувством юмора и превосходными манерами. После войны он сделал очень успешную карьеру правительственного чиновника. Он стал самым высоким чиновником у себя на родине и остался как министерский директор, руководитель государственной канцелярии Баден-Вюртемберга до ухода на пенсию. После войны я часто посещал его. Несколько лет назад он ушел на пенсию и переехал в Швейцарию.
Я пробыл на высотах Линцмайера лишь несколько дней, но этого было достаточно, чтобы познакомиться с менталитетом моих будущих товарищей. Для швабцев война была чрезвычайно неприятным, бессмысленным занятием, но действительностью, которой нельзя было избежать.
Трезвые, аккуратные и практичные, они занимались этим делом с той же самой силой и энергией, как и своими делами в мирное время на своей родине — Швабии, что, на их взгляд, имело гораздо больше смысла. За несколькими исключениями, эти швабские Ландсеры были жесткими, прочными, надежными, храбрыми, верными и хорошими товарищами. Несколько дней спустя я снова был переведен, на сей раз из 1-го во 2-й батальон 308-го гренадерского полка. На закате я отправился с бойцами, несшими обед, в мою новую часть, в которой я пробуду следующие восемь трудных месяцев.
Первым делом я доложил командиру батальона, призванному резервисту, который в мирное время был школьным деканом. Ему нелегко давалось скрывать свою очевидную беспомощность относительно требований этой войны. После краткого интервью я отправился дальше, на командный пункт 7-й роты.
В момент моего прибытия рота вовсю занималась отбитием атаки русских. Я бросил свои немногие вещи в полуразрушенном убежище, где располагался командный пункт, и поспешил с посыльным на линию фронта, которая проходила в нескольких сотнях метров. Воздух «кишел свинцом», и мы были встречены трассерами с противоположной стороны, которые проносились мимо наших ушей. Укрывшись за углом дома, запыхавшийся посыльный указал на измученную фигуру, стоявшую прямо и безо всякого укрытия. С сигаретой в уголке рта, призрак стрелял снова и снова в наступающих русских и, казалось, отдавал комментарии с сильным швабским акцентом. «Вот еще один получил!», «Мимо, нет, подождите, тот тоже получил!» и так далее.
Совершенно ясно — это было неподходящим временем для доклада моему новому командиру. Я решил, что правильнее будет принять участие в отбитии атаки, пока измученный командующий не объявил: «Хорошо, похоже что все». Только тогда я смог доложить.
Когда пули проносились мимо, я сказал: «Ради бога, герр капитан, почему вы не ляжете?» Он ответил: «Дорогой молодой друг, я страдаю от болезни почек. Земля слишком холодная для меня, чтобы на ней лежать».
Читать дальше