Петр Аршинов - История махновского движения (1918 – 1921 гг.)

Такое положение вещей ставит серьезного читателя и историка в чрезвычайно трудное положение: в необходимость самому, без всякой помощи, — не только без прямых руководящих данных, но и без малейшего указания на то, где такие данные можно достать, — критически разбираться в исключительно пестрых и противоречивых источниках, работах и материалах.

Вот почему необходимо помочь читателю сразу же отделить пшеницу от плевел, зерно от шелухи. Вот почему важно сразу же установить, может ли он пользоваться данной работой как здоровым и чистым источником. Вот почему вопрос об авторе и о характере его труда приобретает, в данном случае, столь существенное значение.

Я взял на себя смелость написать предисловие к книге и осветить в предисловии эти вопросы, так как волею судьбы принадлежу к тем немногим уцелевшим участникам махновского движения, которые, в достаточной для того степени, знакомы и с самим движением, и с автором книги, и, наконец, с теми условиями, в которых эта книга создавалась.

Предварительно позволю себе небольшую оговорку.

Меня могут спросить (и действительно часто спрашивают), почему я сам не пишу о махновском движении? По многим соображениям. Остановлюсь на некоторых из них.

К изложению событий, к задаче освещения махновского движения надо подходить во всеоружии сведений, сосредоточенно и строго. Тема эта требует длительной, напряженной и всесторонней работы. А такая работа была для меня до сих пор, по многим причинам, невозможна. Вот почему, прежде всего, я считал необходимым воздержаться пока от этой темы.

Махновская эпопея слишком серьезна, величественна и трагична, слишком обильно полита кровью ее участников, слишком глубока, сложна и своеобразна, чтобы можно было позволить себе судить и писать о ней «легко», — например, на основании одних только рассказов и противоречивых показаний разных лиц. Излагать ее по документам — тоже не совсем наше дело, так как сами по себе документы — вещь мертвая, далеко не всегда и не полно отражающая живую жизнь. Писать по документам — дело будущих историков, перед которыми, кроме документов, не окажется уже больше никакого иного материала. Современники должны относиться строже и к делу, и к себе, ибо именно с них история много спросит. Они должны воздерживаться от суждения и повествования о подобных событиях, поскольку не были их непосредственными участниками. И должны не так набрасываться на рассказы и документы с целью «писать историю», как стремиться запечатлеть личный опыт, поскольку они его имели. В противном случае они рискуют оставить в тени или, — что еще хуже, — исказить самую сущность, живую душу событий и ввести читателя и историка в большое заблуждение. Конечно, и их непосредственный опыт может страдать погрешностями и неточностями. Но в данном случае это обстоятельство не имеет значения. Они дадут подлинную, живую картину и сущность событий, вот что — главное. Сопоставив их рассказ с документами и иными данными, легко отбросить второстепенные ошибки. Вот почему повествование участника и очевидца событий особенно важно. Чем полнее и глубже был личный опыт, тем более важна и спешна такая работа. Если к тому же этот участник сам обладает и документами, и рассказами других участников, то его повествование приобретает перворазрядное значение.

Мне предстоит говорить о махновщине в свое время, в своем месте и в своем освещении. Но я не могу писать полную историю махновского движения именно потому, что не могу претендовать на полное, подробное и всестороннее знание предмета. Я провел в самом движении около полугода, — от августа 1919 по январь 1920 г., — то есть, наблюдал его далеко не на всем его протяжении. С Махно я встретился впервые тогда же, в августе 1919 г. Я совершенно потерял из вида и движение, и Махно, будучи арестован в январе 1920 г., и соприкоснулся еще раз с тем и другим лишь на две недели в ноябре того же года во время договора Махно с советской властью. С тех пор я снова потерял движение из виду. Таким образом, хотя я многое перевидал, пережил и передумал в этом движении, но мое непосредственное знакомство с ним было неполным.

И вот, на вопрос о том, почему я не пишу о махновщине, я не раз отвечал, что имеется более сильный, чем я, в этом отношении.

Под этим более сильным я и разумел автора предлагаемой работы.

Я знал о его постоянной деятельности в движении. В 1919 г. мы работали там вместе. Я знал также, что им тщательно собираются материалы по движению. Знал, что он усиленно пишет его полную историю. Знал, наконец, что книга эта уже написана и что автор готовится издать ее за границей. И я считал, что прежде всего другого должна появиться в свет именно эта работа — полная история махновщины, написанная человеком, соединяющим в себе и постоянного участника движения, и обладателя богатой сокровищницей материалов.