Сергей Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх

Николай, слушавший какую-то юродствующую, но в то же время уверенную речь Лузгина попеременно то с негодованием, то с отвращением, то со страхом, а то и с недоумением, глядя на то, как менял форму его кривоватый рот, твердо сказал:

- А ступайте-ка вы, сударь, от меня подальше! Я филеров-то и раньше не жаловал, а теперь, когда ко мне подходят сыщики-мздоимцы, и тем паче с ними дел иметь не желаю!

Николай отчего-то думал, что Лузгин не обидится, а поэтому и говорил так прямо, грубо, но оказалось, что человек с головой-конусом вдруг как-то съежился, став едва не карликом, сморщился, нервно провел рукой по лицу и сказал с укоризной:

- Зря вы так, государь-батюшка. Не много-то вы таких, как я, радетелей за свои интересы найдете. Какой уж там мздоимец? Просто уж как могу, какой талант мне Бог дал, тако и стою за престол монарший. Вы уж простите, что я кудряво на эту тему выражаюсь, - иначе не могу-с.

- Скажите лучше, Лузгин, - мелькнула вдруг у Николая быстрая, как электрический разряд, мысль, - а кто в Петрограде... главный чекист?

Лузгин с осуждающим недоумением развел руками:

- Значит, вы, государь, прямо с корабля да и на бал пожаловали, небось недавно в Питере, раз не знаете, кто такой важной для большевистского дела когортой рьяных псов заведует?

- Точно, я лишь вчера утром с поезда сошел.

- Ну так знайте, ваше величество, - делами всей Петроградской Чрезвычайной комиссии управляет Моисей Соломоныч Урицкий, руки которого уж выше локтя кровью русских людей залиты.

И Лузгин, на сознание которого словно подействовали его собственные слова, добавил, просительно глядя на Николая:

- Так станем двумя сфинксами друг напротив друга? Пожалуете денег? Да ведь я вам потом за каждую копейку отчет дать смогу, зато какое дело с вами завернуть сможем!

- Нет, исключено, - безо всякого сомнения в голосе сказал Николай. Ваши методы мне... не подходят, извините. Только прошу вас, скажите: этот Урицкий, конечно, на Гороховой свою приемную имеет?

Лузгин, изображая на лице удовольствие от того, что государь хоть в такой малости нуждается в его знаниях, охотно ответил:

- Нет-с, не на Гороховой, хотя и туда Моисей Соломоныч частенько наведывается. В основном же держит присутствие на Дворцовой площади, в здании бывшего министерства иностранных дел, подъезд девятый. А вам, государь-батюшка, ради какого интереса это надобно? Уж не за своих ли милых родственничков... расквитаться надумали?

- А вам-то какое дело? - нескрываемо грубо спросил Николай, выхватывая из кармана портсигар.

- Да так, знаете ли, - заегозил Лузгин. - Вдруг вы под горячую-то руку пойдете да и... в общем, дерзкий поступок совершите. Вас арестуют, немедленно казнят, а я, косвенный виновник случившегося, буду каяться потом всю жизнь, что дорогого монарха на верную гибель невольно направил. Вот вы пистолетик, я сразу заметил, в кармане своем все вертели, терли, все ждали, когда я вам дам повод себя убить. Но я, простите, хитрее вас - повод такой давать не стал, поостерегся, нужный с вами тон разговора нашел.

Николай, опасаясь Лузгина с каждой минутой все больше, боясь его иезуитской наблюдательности, изощренного ума и знания людей, глухо сказал:

- Не волнуйтесь, если уж мне в голову фантазия взбредет Урицкого жизни лишить, мстя за брата и за всех других, то я своими руками делать это не намерен - куплю палача. Уж не сумасшедший ли вы, раз предположили, что Романов до убийства какого-то еврея снизойдет?

- Ах, что вы, что вы, - всплеснул руками Лузгин и сделал полупоклон. Я такой мысли и не допускал. Ну а если вы все-таки, великий государь, припомните о рабе своем, о Лузгине, то разыскать меня возможно будет на Вознесенском, номер пять, в шестнадцатой квартире.

- Навряд ли вы мне понадобитесь, господин Лузгин, - с холодной небрежностью сказал Николай и отвернулся в сторону Невы. Он слышал, как поднимался по ступенькам человек с головой-воронкой, и думал, до какой степени падения дошел он, если бывшая ищейка - ненавистный тип - предлагает ему руку для сотрудничества. Он смотрел на распестренную медными бликами воду, и в ряби невской волны одно за другим всплывали, возникая лишь на мгновение, лица убиенных большевиками родичей.

"Нет, - с тихой яростью подумал он, - не наймит должен мстить за вас, а законный вершитель возмездия! Я, только я встану на этот путь, и пусть уж судят меня потомки".

Николай, словно притянутый чьим-то властным желанием, поднял голову и увидел сфинкса. Его лицо было немым, каким-то безглазым, будто ему за четыре, а то и за пять тысяч лет существования уже надоело смотреть на страдания мира. Борода была отбита, и вдруг Романов вспомнил то, что советовал ему Лузгин.