- Будь здрав, царь ты государь наш православный, Николай Александрович! Многие тебе лета! - вместе с перегаром выдохнул прекраснозубый. - Пришли к тебе не ради забавы, а токмо одного почтения для, смиренные и склоняемые пред тобой. Не гони, а разреши слово молвить!
Николай, сохраняя самообладание, готовый в жизни, которую сам для себя избрал, ко всяким неожиданностям, спокойно сказал:
- Граждане, вижу, актеры? Им угодно пошутить? Так и ступали бы на сцену, господа. В Театре "Буфф" сегодня дается какой-то водевиль.
- Андрюха! Ванька! А ну, тикать отсюда в предбанник! - вдруг взвизгнул низкорослый, толкая обеими руками двух своих товарищей, способных, судя по их могучим фигурам, свернуть ему шею безо всякого труда и зазрения совести.
Когда два странных клиента ушли, безропотно повиновавшись приказу, Николай сказал:
- Ну, а теперь-то, товарищи, мне кто-нибудь объяснит, в чем дело? Ваше странное обращение ко мне, скорее всего, связано с тем, что я ношу фамилию Романов?
Низкорослый, меняя свой прежний фатовской тон на какой-то сумрачный, ответил:
- Не только с этим, почтенный гражданин Романов, не только. Но давайте сядем. Нам так покойней будет вести беседу...
Все трое присели на диванчик рядом с античной тумбой, на капитель которой оба визитера тотчас принялись сбрасывать пепел со своих зажженных папирос.
- Позвольте же нам наконец представиться, - как-то неожиданно резко вскочил с места низкорослый, протягивая руку. Николай поднялся тоже, пожал протянутую руку, а визитер, по-гусарски коротко поклонившись, сказал: Штильман, имею честь! А вот это мой старый друг, Барковский, так что мы в паре вроде Гоги и Магоги, Розенкранца и Гильденстерна, - принимайте!
И Штильман, перегибаясь, захохотал, указывая рукой на своего угрюмого товарища, имевшего очень короткий, вздернутый нос, но выдающуюся вперед лошадиную челюсть.
"Господи! - подумал Николай. - Да это какие-то сумасшедшие или кокаинисты!" Но эта мысль мгновенно и успокоила его.
- И все-таки, чем же я вам могу служить? - спокойно спросил у заливающегося мелким смехом Штильмана Николай.
- Как чем, как чем? - продолжал хохотать Штильман. - Очень многим! Только давайте по порядку, с самих яиц Леды начнем.
- Да с каких таких яиц! - внезапно разозлился Николай. - Или вы будете говорить ясно, без экивоков и вывертов, или же я сейчас же вызову милицию!
- Ах, ти-ти, - надул отвислые щеки Штильман и покачался корпусом, уперев руки в боки. - Так мы и испугались вашей милиции! Вам бы её бояться надо, ваше драгоценное величество! Вы бы лучше не грозили нам фараонами, а посоветовались бы совместно, как нам разрешить один вопросик, очень такой корректный и щепетильный. Вы зачем же нашу дойную коровку, к сладким сосцам которой прильнувши мы очень себе спокойно жили, взяли да и отдали на бойню?
Штильман поднялся, принялся ходить по освещенному электричеством помещению, с улыбкой разглядывая Николая, смотрел как-то боком, по-петушиному.
- Ах, ти-ти какой непонятливый стал! И тогда, ещё в девятьсот шестом году, не понимал, что ходит по канату, как в цирке, а кичится тем, что самодержец, са-мо-дер-жец! Не понимал, не знал, что я, часовщик Штильман, мелкий русский еврей, ненавидевший все эти русские погромы, ценз оседлости и всякую мерзопакостную гадость, могу при помощи фунта динамита разрешить все проблемы страждущего российского народа!
- Ну, и почему же вы, сударь, не применили свой динамит? - сложил на груди руки Николай и гордо посмотрел на Штильмана. - Где же ваше проворство, бесстрашие, любовь к людям? Или вы увлеклись делами, куда более далекими от задач революционных, идейных? К примеру, ограблением банков? В Кишиневе, я слышал, какой-то Штильман и какой-то Барковский вкупе с очаровательной левой эсеркой экспроприировали, как у вас говорится, два миллиона по старому золотому курсу.
Николай понял, что имеет дело с теми самыми соратниками Царицы Вари, о которых ему говорил Лузгин.
- Боря, - сказал Барковский, - этот бывший русский царек на самом деле много знает! Чего ждать, пусть попробует нашей кашки, а то будешь разводить с ним антимонии! За все прошлое расплатится сейчас!
Николай не знал, за какое, собственно, прошлое он должен платить этим людям, но понял, что имеет дело с отъявленными мерзавцами, готовыми на самое тяжкое преступление.
- Да, господа, я знаю о вас немало. Знаю также, что Варвара Алексеевна вас надула и вы остались ни с чем. Но я-то тут при чем? Виновата, скорее, ваша революционная мораль. Впрочем, не о ней ли вы говорили как о дойной коровке с изумительными сосцами. Вы правы, сосцы у неё на самом деле замечательные, но что делать, мне пришлось пожертвовать ими ради чести своей семьи и лично своей чести.
Читать дальше