Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры

А дембелей, которых выдернули из саперной части копать и слаживать, уже везут в Пулково и по одному посадят в разные самолеты. Сегодня же разлетятся в свои чуркменистаны, а если и сболтнут... Что ж, пусть болтают! Подумаешь, яма под блиндаж - что тут такого? У армейских дури по самую маковку, и не такое придумают, чтобы у солдата минуты лишней не было, тем более перед отправкой!

Осталась самая малость: загрузиться на базе израильскими "Узи", довезти до места и забросать землей, а сверху снегом. Не забыть зашить ящики в мешки из-под картошки: якобы для маскировки!

Остальное сделают товарищи. Найдут какого-нибудь слабонервного, лучше в очках и с бородой, чтобы признался и указал место, а раскрыть закладку вообще плевое дело! Глядишь, внеочередная звезда засветит. "Плох тот капитан, который не хочет стать майором!" - сам с собой пошутил Неверхов.

Загудел зуммер рации.

- Вас! - обернулся с переднего сиденья молоденький лейтенант, только что вылупившийся из Минской "вышки"*.

- Неверхов слушает! - взяв трубку, представился капитан. - Понял, товарищ полковник, отставить! Да, понял, что все отставить. Через час будем! Есть, сразу же к вам!

- Пожар у них, что ли? - огорченно вздохнул Неверхов, рассчитавший взять отгул и завалиться спать после суток без горячей еды, да на крепком морозе.

* * *

- Никитка не капризничал? - спросила Нина, едва Горлов вошел в квартиру.

- Все хорошо, я по дороге сказку про Русалочку рассказывал, вечером, на обратном пути обещал досказать.

- Говорят, новый садик открывается. Здесь, на Пушкарской, совсем рядом. Может переведем его туда?

- Решай, - Горлов пожал плечами и пошел на кухню завтракать.

- Чуть не забыла! Минут пять назад Лахарев звонил, что-то срочное. Я сказала, как ты велел: снежные заносы, выбраться не можешь, приедешь рано утром прямо на работу, не заезжая домой.

- Правильно! - проглотив кашу, одобрил Горлов, подумав, что Слава звонил неспроста. Видимо, его ищут и вовсе не с работы. Ему вдруг показалось, что он в последний раз сидит у себя на теплой кухне, уплетая овсянку, сваренную, как он любил: на воде, без соли, сахара и масла. Горлов представил, как в проходной вахтер отберет у него пропуск, а рядом появятся эти, в штатском. Или остановят на улице: "Пройдемте, гражданин Горлов, вы арестованы!" Нет - "Задержаны!" - и втиснут в черную "Волгу". Он думал об этом грустно, как о неизбежном.

- Почему ты не ешь колбасу? Из кооперативного ларька - жутко дорогая.

- Гадость! - сморщился Горлов. - Лучше на рынке взять кусок мяса, чем тратить деньги на эту дрянь.

- Боренька, тебе не приходило в голову, что этот обыск связан с твоими краснодарскими кооперативщиками? Цветков какой-то скользкий. Все время смеется, а сам, между прочим, себе на уме. Ты хоть сосчитал, сколько денег от него получил? За полгода тысяч сорок - не меньше. Нам их и тратить некуда, нигде ничего не достать.

- Машину купим! - буркнул Горлов.

- Это тысяч десять, ну, - пятнадцать, если с переплатой. А остальные?

- Остальные пусть лежат.

- И еще звонил Рубашкин, просил перезвонить. Он знает, что ты уже дома - невпопад добавила Нина.

- Чай совсем никакой, - заметил Горлов.

- Свежий, к твоему приходу заварила. Этот турецкий, сколько ни сыпь бес толку. Индийский, который ты в заказе принес, давно кончился. А другого нигде нет, даже грузинский исчез, все магазины обегала, - Нина оправдывалась, будто чувствуя вину. Она еще что-то говорила, когда Горлов потянул ее со стула и крепко обнял.

- Подожди, я еще постель не убрала, - отстраняясь, сказала она.

- Ты мудрая жена. Зачем дважды делать одно и тоже? - приглушенно спросил Горлов, языком приоткрывая ее губы. - Ну, пойдем же!

- Ты - как с цепи сорвался, - притворившись недовольной, сказала Нина. Под халатом у нее ничего не было, и ему показалось, что от подушки пахнет сладким с ванилью, будто пекли сдобу.

- Ох, больно - вскрикнула Нина, но не отодвинулась, а еще теснее прижалась, до основания вбирая его отвердевшую плоть. Чувство слияния было таким острым и нежным, что он испугался, когда на миг сбилось сердце.

Они долго лежали, не размыкая объятий. Горлову не хотелось шевелиться, он чувствовал, что засыпает.

- Господи, у меня же тесто пропадет, пора пирог ставить! - словно очнувшись, спохватилась Нина.

- С корицей и ванилью? - сонно спросил Горлов, но она не расслышала. Неожиданно он вспомнил Ларису и будто услышал ее голос: "Доброе утро, мой миленький!".

- Какой же я маленький? - пробовал возражать он, пока не понял, что уже спит. И в последние, зыбкие секунды между сном и явью жуткая тоска невозвратной потери пронзила, отдаваясь почти физической болью.