Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры

- Врет! - возмутился Вдовин. - Об этом и речи не было! Уж, я бы знал. Между прочим, он и ко мне с тем же подкатывал. Обещал воздействовать на наших депутатов, когда будут выбирать председателя комиссии по работе со СМИ.

- Помнишь Солженицын в "Архипелаге"* писал, что он всегда чувствовал, кому можно доверять, а кто к оперу** бегает? Мне кажется, что такая интуиция у многих есть. Чтобы узнать стукача, не нужно быть великим писателем, - сказал Рубашкин.

- Ты прав, выглядит подозрительно. Но, что можно сделать? Хотя ... Вдовин на секунду задумался. - Недавно из Германии вернулся Жора Михайлов, который лет пятнадцать отсидел. Ему гэбэшники расстрельную статью вешали, он их через одного в лицо знает. Давай ему Кошелева издали покажем, вдруг узнает.

- Заодно сфотографируем этого Кошелева, как говорится, в фас и в профиль, - предложил Рубашкин. - Если Михайлов не узнает, отнесем фото в "Мемориал" и покажем всем, кому сможем.

Вдовин не стал откладывать и сразу засел за телефон. Обзвонив с десяток знакомых, он наконец добрался до Михайлова. Выслушав в чем дело, тот сразу согласился. Уговорились встретиться утром неподалеку от исполкома.

Чтобы не прождать напрасно, Вдовин позвонил Кошелеву. Узнав, что тот с утра будет в исполкоме, он договорился, что зайдет поговорить по депутатским делам.

На следующий день никто не опоздал. Михайлов оказался бородатым и очень толстым, почти двухметрового роста. Едва встретились, он начал рассказывать о том, как его преследовало КГБ. Говорил громко, то и дело хватая Рубашкина за ремень висевшего на плече фотоаппарата. Без десяти девять решили разделиться. Вдовин и Михайлов встали у входа, а Рубашкин спрятался за деревом, держа фотоаппарат наготове.

Он ждал долго, минут двадцать, но Вдовин с Михайловым стояли на прежнем месте и о чем-то разговаривали. Руки державшие фотокамеру затекли, закуривая сигарету, Рубашкин отвлекся буквально на несколько секунд и вдруг услышал крик.

- Я его убью! Я убью этого гада, - орал Михайлова бестолково размахивая руками, худощавый Вдовин обхватил его за пояс и едва удерживал. Потом они вместе упали на асфальт. Рубашкин запутался в ремнях, укладывая в футляр дорогую камеру и когда подбежал, около них уже стоял милиционер.

- Я депутат горсовета, у меня депутатская неприкосновенность, поднимаясь с земли, Вдовин протягивал милиционеру свое удостоверение.

- А эти граждане? Они тоже депутаты? - ошалев от неожиданности, спросил тот.

- Я все объясню, сержант. У моего товарища случился обморок. Он заслуженный человек, пройдемте в исполком, я вам все объясню, - вставая между копошившимся на земле Михайловым и милиционером, говорил Вдовин. У него была рассечена бровь, из глубокой царапины сочилась кровь.

- Уведи Жору! - шепнул он, увидев Рубашкина. - Скорей!

Схватив Михайлова за рукав, Рубашкин помог ему подняться и потянул за собой. Вдовин продолжал что-то объяснять милиционеру и отдал ему еще одно удостоверение - депутата райсовета.

Затащив Михайлова за угол, Рубашкин облегченно вздохнул.

- Что у вас случилось? - спросил он, когда вышли на Кировский проспект.

- Это Коршунов! - лязгнув зубами, ответил Михайлов. - Он вел мое дело. Он меня в "Кресты" посадил и каждый день допрашивал. Его убить мало! Чтобы пыли на земле не осталось! Я тебе расскажу, ты все поймешь!

- Коршунов и Кошелев - один и тот же человек? - догадался Рубашкин.

- Да, это он, - ответил Михайлов. - Пойдем куда-нибудь, выпьем.

Они зашли в подвальную закусочную. Внутри было пусто и темно. Еще не было одиннадцати, и буфетчица не хотела обслуживать, но Михайлов дал трешку, и она налила два стакана водки, откупорила пиво и бросила на картонную тарелку несколько бутербродов.

Выпив полстакана водки Михайлов как будто успокоился, но говорил быстро и невнятно, пропуская слова, - Рубашкин едва успевал записывать.

Они просидели часа два, потом Михайлов вспомнил, что ему нужно куда-то идти. Рубашкин решил писать статью дома, чтобы не отвлекаться.

Записи оказались на удивление связными.

Георгий Михайлов - один из тех, кто, по сути, определял культурную атмосферу в "великом городе с областной судьбой". Физик и педагог, он стал еще и собирателем уникальных произведений современной живописи, бесстрашным устроителем знаменитых "квартирных" выставок в то время, когда все не одобренное парткомом считалось антисоветским и жестоко каралось. Судьба Михайлова при коммунистическом режиме была изломана КГБ. И одним из тех, кто участвовал в преследованиях Михайлова и других представителей русской интеллигенции был гэбист Павел Кошелев, ставший теперь депутатом и домогающийся должности председателя Петроградского райсовета.